Она похвалилась новыми рыбками, теперь уже их рыбками (с какой нежностью и гордостью это было сказано!), она окончательно освоилась в квартире моего друга. Было забавно и чуть грустно на это смотреть. Моя девушка с моим другом, его девушка – со мной…
– Прости, я использовала тебя, я всегда использовала тебя, думаешь мне сложно было напомнить о гостиницах, которых в Москве полно, и номер в которой обошелся бы ничуть не дороже, чем бесполезная поездка в Звенигород? Это мне нужно было, чтобы ты поехал туда!
Она рассказывала мне о наших знакомых, о Ленке, которая все никак не могла устроить свою судьбу…
– Ей нужен принц, у неё слишком большие требования.
– По-моему, у неё вообще нет никаких требований, и ты её напрасно стараешься представить несчастной.
– А откуда, скажи на милость её последняя истерика? Нет, она женщина, а поведение её, как способ защиты.
– Поезд-сказка. Знаешь, я сам посажу тебя на него, ведь не зря же я приехал к тебе.
– Чтобы я уехала, чтобы посадить меня на поезд?
– А почему бы и нет? Я хотя бы видел тебя, и даже чем-то помог.
– А ты меня хотел видеть?
– Тогда – да, но в эту минуту, может быть, кто-то садился на поезд, (– На самолет.) да, на самолет, чтобы лететь ко мне. И знаешь, тот, к кому ты едешь, тоже садится на поезд, и вы встретитесь лицом к лицу на какой-нибудь перегонной станции, опершись локтем на обеденный столик; и ваше тепло будет дышать на оконном стекле маленьким запотевшим кружочком, и будет мешать вам видеть друг друга; и ты поймешь, что он уже видел ту, к которой едет, на одной из таких же станций, и не помашешь рукой, чтобы ехать дальше в никуда, чтобы…
– Хочешь я поговорю с ним?
– Зачем, он все равно сделает так как считает нужным.
– Да, и вообще-то здесь нужен человек нейтральный…
– Почему ты не был чуть более настойчивым, ведь у нас могло бы получиться.
– Правда? – удивился я, чуть смутившись.
– Правда. Ты повел себя как-то не так…
Всегда получается как-то не так. Я Оксанке говорил: зря она выбрала меня, ей надо было искать мальчика-девственника, который бы её боготворил.
Мне было пора уходить, ехать домой, покидать моего милого друга…
– Даже если мы расстанемся с тобой, мы останемся с ним друзьями, понимаешь?
– Понимаю, – отвечал мой друг, через-чур преувеличивая свои способности после второй бутылки водки.
– Даже не смотря на то, что он был средством приблизиться к тебе, мы все равно есть нечто от тебя независящее…
…покидать тихо, спокойно, с ясной убежденностью, что ничто не помешает мне вновь в любую минуту увидеть её, услышать её, уже ставший любимым, голос по телефону. Она рядом. Я вспомнил слова Ортеги, что любить – значит утверждать существование любимого, не мыслить мира и жизни без этого человека. Ими стали Ритка, Ду-ду, Наташа, которая вынужденно передавала эстафету Оксанке, два моих друга и родственники – всесильные и суровые духи-хранители, которых почти не видно в реальной жизни.
Утверждать существование… Но Ортега говорил еще об одном элементе – совершенстве любимого, некой черте, которая заставляет трепетать сердце от счастья столь близкого присутствия к этому необычному свету. Ду-ду была совершенна, она была похожа на меня, и я часто представлял пасторальные картины, которые, конечно же, и для неё были бы счастьем. Я вспомнил, как не удержался от ритуала сойти с троллейбуса на Воробьевых горах и пройти от Мичуринского проспекта до храма Святой Живоначальной Троицы. Это место, где с обрыва открывался восхитительный вид на Москву, было связано для меня с несколькими годами, посвященными единственной и первой возлюбленной. История эта романтична до безобразия, и может быть, когда-нибудь у меня хватит сил и здравомыслия описать её доступным человеческим языком. Наташка тоже была совершенна, уже хотя бы своей простотой. Девушка, которая отзывается на каждый твой взгляд и не придает никакого значения тому, что сама вынуждена оплачивать общие счета. Я ни с кем не был так счастлив. Это было самое сладкое время моей жизни: никаких забот – я и она, – как в раю, друг для друга!.. Даже как-то символично, что её мама работала всего в нескольких метрах от обрыва, где я вздыхал когда-то от несчастной любви. Все на одной полочке, в одном месте, именно поэтому я выходил здесь с Оксанкой, чтобы сфотографироваться, чтобы и её приобщить к этому святому для меня месту.
