Читать онлайн Вадим Богданов - Книга Небытия

© Вадим Богданов, 2021

ISBN 978-5-0053-2134-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Страшное место эта ваша Святая земля – сады, поля, пастбища, горы, пустыни, неприступные скалы, оазисы – везде смерть. А люди? Христиане, мусульмане, недобитые кочевники-язычники, беглые персы-огнепоклонники, евреи, греки, армяне – всякая шваль. Вера? Чья? Христиан: византийцев, католиков, тамплиеров, поклоняющихся то ли дьяволу, то ли собственному заду? Мусульман: шиитов, суннитов, исмаилитов, бешеных ассасинов в горных крепостях? И время. Время – двенадцатый век, обычное поганое время, когда не знаешь, что легче: жить или умереть, – и понимаешь, что самое правильное – не рождаться.

Вот вам. Это все. Место, люди, вера и время. Поверьте, этого достаточно, чтобы заварить адскую кашу. А потом расхлебать ее с аппетитом. Или оставить как есть. Для других. Для вас.

Средиземное море, восточное побережье. У моря гордые крестоносные государства: Королевство Иерусалимское, княжество Антиохия, графство Триполи. Кусок христианского мира, выхваченный почти сто лет назад со стола диких сельджуков. Обетованная земля, существующая милостью венецианских торгашей и силой рыцарских банд. Благословенный край, подобно неповоротливому медведю огрызающийся на укусы своры мусульманских псов и теряющий клочок за клочком из своей выгоревшей шкуры. Теряющий безвозвратно.

1143 год. Имад ад-Дин Зенги с армией правоверных захватил Эдессу. Армии короля Конрада III и Людовика VII, пришедшие на выручку из Европы, были биты поодиночке. Эдесса осталась у турок. Три короля – Германии, Франции и Иерусалима – решили ударить на Дамаск, но правитель Сирии объединился со своим старым врагом, сельджукским князем из Алеппо. Великий поход, прозванный позднее Вторым крестовым, окончился ничем.

1152 год. Войска Нур ад-Дина огнем и мечом прошлись по графству Триполи, оставляя за собой россыпи трупов и развалины крепостей.

Так было. Яростные набеги египтян, сирийцев, сельджукских князьков сменялись шаткими перемириями и новыми набегами. Крестоносные государства шатались и разваливались под ударами легкоконных орд, в сварах и дрязгах королей, князей, баронов. В мире существовала только одна сила, способная укрепить и сохранить завоеванное паладинами прежнего века, но сила эта преследовала другие цели – странные и непонятные.

«Тайное рыцарство Христово и Храма Соломона», Орден рыцарей Храма – тамплиеры. Суровые, надменные и неистовые воины, бойцы, спаянные жесткой дисциплиной, профессионалы войны, жестокие и коварные. Аскеты, накопившие несметные богатства. Отравители, врачующие больных и увечных. Монахи, справляющие обряды, неизвестные святой католической церкви. Ученые, колдуны, идолопоклонники, идущие своим путём, тайным, недоступным разумению непосвященных. Предатели, карающие предательство смертью… Тамплиеры.

– Злой! Отпусти меня, Злой… дай уйти, я уйду и все… все.

Человек говорил с Богом – давно, может быть неделю, может быть – всю жизнь. Он бредил. И умирал. Но Бог не отвечал ему. Никогда. Бог был злым – ему не нужны были мертвые, только живые.

– Падальщик!

Человек дернул ногой. Падальщик, переваливаясь, как клуша, отошел в сторону. Он щелкнул клювом и обиженно заквохтал. Падальщик любил мертвых.

Человек приподнял голову. Поводил черными гноящимися глазами. Перевернулся на спину.

На него текло небо. Небесная твердь расплавилась и текла на землю, как медь, – человек помнил расплавленную медь. Это было в Эдессе. Горел храм Святого Луки. Медная кровля расплавилась и потекла. Как сейчас. Или потом, когда осаждали Дамаск. Струя расплавленной меди разбилась о шлем Щербатого Жофруа.

Человек закрыл глаза.

– Злой, отпусти меня, у меня Ее нет – ты же видишь. Дай мне уйти, дай уйти и все…

Бог не ответил человеку, он никогда не отвечал ему.

Человек попробовал ползти.

Земля утекала в небо. Струился песок, камни, скалы где-то вдалеке. Они изгибались, как языки пламени. Белые и ослепительные, как небо. Пустыня горела и плавилась. Она испарялась в небо. Она исходила жаром. Как труп – человек вспомнил трупы… так труп исходит зловонием. Эта земля умерла, и Бог не любил ее.

– Ладно, Злой, ты не отпускаешь меня – значит я уйду сам. Сам… и ты… хоть ты и Злой… Не все здесь в твоей воле. Как ты этого не поймешь… – человек пошарил рукой на груди. Там у него был стилет, тонкий, трехгранный, такой, от которого почти не чувствуешь боли. – Смотри, Злой, и попробуй что-нибудь сделать. – Человек часто говорил так, но Бог никогда не отвечал ему.

Человек все еще искал в грязных лохмотьях… Стилет действительно был там, но очень давно, неделю или целую жизнь назад.

Пальцы человека вдруг ткнулись в боль. Человек тут же вспомнил ее, глухую, привычную, почти незаметную. Пальцы почувствовали влагу. Человек забыл о стилете, о боли, о Боге – он вспомнил воду.

Человек оттянул лохмотья и увидел рану – серое развороченное мясо. Мясо тускло сочилось вязкой слизью. В ране было что-то мелкое и белесое. Человек подцепил его пальцем и поднес к глазам – это был червь.

Человек улыбнулся. Он хотел что-то вспомнить и забыл.

Человек очнулся от того, что кто-то теребит его ногу. Он хотел пошевелить ею, но не смог. Падальщик ударил клювом и пробил толстую воловью кожу. Сапог стал наполняться кровью.

Человек вспомнил, что жив. И догадался, что сейчас умрет. Падальщик не был злым, он любил мертвых.

Потом человек вспомнил звук – так стучат копыта. Человек вспомнил людей – от них всегда боль. Люди берут его, переворачивают, трогают, тормошат – от них очень больно. Человек хочет умереть, но вспоминает воду – так он пьет.

– Это франк. Что будем делать с ним, брат Большой?

– Возьмем с собой – в Мехте продадим Аслиму. Пусть живет. Брат Безымянный, сажай его на свою заводную, на ней меньше груза.

Брат Безымянный перевязывает человеку раны, разжимает зубы – на воспаленный, распухший язык падают несколько обжигающих ледяных капель. Капли растворяются, уходят – после них остается прохладная пустота.

Человека поднимают в седло, притягивают кожаными ремням. Ему больно, но он улыбается. Он опять проиграл. Бог протянул ему свою руку. Бог не дал ему умереть.

– Ты обманул меня, Злой, перехитрил. Ты не хочешь отпустить меня… ты, Злой! – Человек снова говорил с Богом – он бредил. И Бог ответил ему. Бог отвечал всегда.

– Ты еще не сделал того, что должен. Сделай – и ты умрешь.

Брат Безымянный вез франка на своей второй лошади, он вел ее в поводу, рядом.

Человек бредил. Он говорил с Богом, а слушал его брат Безымянный. Безымянный слушал долго, не пропуская ни одного слова. А потом подозвал брата Среднего, тот знал латынь.

На привале они подошли к брату Большому.

Брат Большой был старшим из братьев. Он был самым мудрым, он слушал недолго.

– Этот франк одержим Чашей. Я встречал одного такого в войске гяуров… давно. Мы не повезем его в Мехт – он знает слишком много. Он – воин Чаши. Я покажу его Старцу Горы.

Брат Безымянный покачал головой.

– Старец слишком много стал думать о власти, больше, чем о служении Аллаху, брат Большой. Он может использовать новое знание во вред, – брат Безымянный всегда отличался осторожностью. – Но, может быть, я не прав?

Брат Большой задумчиво посмотрел на бормочущего свои странные слова изможденного человека, на франка.

– У нас будет время подумать об этом: путь долог. Дело Аллаха ждет нас в Аль-Хадже.

Братья тронулись в путь. Человек ехал с ними – иногда он открывал глаза и видел всадников. Один из них часто оборачивался к нему, и тогда человек видел голубые глаза, узко посверкивающие из-под зеленой чалмы.

Они называли себя «руки Аллаха» – они творили его волю. Их было десятеро – два раза по пять, две руки – десять пальцев, десять воинов-побратимов – два отряда по пять человек. Две руки. Часто они действовали отдельно друг от друга, иногда вместе.

У них не было имен, только прозвища. Они родились в разных странах, но все служили одному Богу. Для простоты и чтобы не смущать непосвященных, в этом месте и в это время они называли его Аллахом.

Братья пробирались через пустыню уже несколько дней. Франк поправлялся – нутро его было жилистым и крепким, как удавка, силы быстро возвращались к нему. Он больше не говорил с Богом – он выжил. Братья не спрашивали его ни о чем – Франк молчал. Франк ничего не просил – ему перевязывали раны, его кормили. Он благодарил за доброту молча. Братья уважали его отрешенность. Ему давали по несколько капель бальзама, тогда он спал прямо в седле, это был хороший сон – франк выздоравливал.

Прошло еще несколько дней.

Потом был оазис Аль-Хадж. Человека оставили с запасными конями за холмом. Братья вернулись скоро. Потом человек лежал на траве. Потом закапывал вместе с братьями трупы. Трупов было много, больше двух десятков – братья были хорошими воинами.

Человеку дали коня одного из закопанных. На лошадях других поместили какую-то поклажу. Медленных верблюдов оставили в оазисе.

На дневку остановились в небольшой котловине. Человек окунулся в жаркое душное марево – это был сон.

– Йал-ла! Йал-ла! – человека рывком выбросило из дремы, он вскочил…

Засада была устроена мастерски. Кругом визжали, выли – бешеные копыта взбили песчаную пыль – в лицо метнулась ослепительная сабля. Человек нырнул в сторону, бросился под брюхо лошади. Конь взвился, всадник вылетел из седла с разрубленным лицом – его достал брат Безымянный, только другой, из второй руки. Человек подхватил саблю убитого.

Вокруг рубились братья. Кто-то уже успел вскочить в седло. Нападавших было больше, но и умирали они быстро: братья были хорошими воинами.

Человек тоже зарубил кого-то, потом прикрыл спину одному из братьев, потом конник сбил его с ног. Человека подхватил брат Большой. Потом пришлось отбить двуручный меч, потом снова. Человек посмотрел в лицо нападавшему и узнал его.

– Годфрид! Ты?!

Лицо нападавшего исказилось.

– Ты еще жив, предатель! – тяжелый меч смел гибкую сабельку, бросил человека на землю, – Умри, пес, ты продал Храм! – Меч поднялся.

Человек закрыл глаза – давай! Над ним что-то резко щелкнуло. Брат Безымянный, на этот раз тот самый, отбросил разряженный арбалет и снова взялся за меч.

Человек вскочил – теперь он знал своих врагов, он узнавал многих. Сабля в его руках запела. Так учил драться Рыбак – на пределе. На пределе собственных сил и сил стали, так, чтобы клинок звенел – звенел, бился, вибрировал, как живой, пел не умолкая, так чтобы казалось еще чуть-чуть и сталь не выдержит бешеного напряжения, взвизгнет в последний раз и разлетится осколками. Клинок должен петь – только тогда сталь рассекает сталь.

И человек начал бой. Он разрезал норманнские кольчуги под белыми бурнусами, крошил арабские шлемы, опутанные слоями тонкого шелка. Его противники призывали кто Бога, кто Аллаха и умирали, скрючиваясь в белой пыли. Его несколько раз ранили – это были хорошие, добрые раны, из них текла кровь, а не гной. Потом человек увидел, что брат Мизинец опустился на колено.

Человек прикрыл его стальным вихрем, поддержал одной рукой… Человека залила чужая кровь. Потом оказалось, что врагов больше нет. Человек понял, что не может стоять, он неловко оглянулся – если он упадет, то уронит брата Мизинца… К ним подскочили братья, подхватили обоих, бережно уложили.