Книга Небытия - страница 29

– Все! Товар собран. Уходим! – Атаман резко развернувшись, чуть не столкнулся с Непонятным. Обошел его, побежал к лошадям. Его люди уже ждали в седлах.

Голопузый отрешенно качая головой, и все еще восхищенно улыбаясь, пошел следом.

– Стой! – это Непонятный. Верхняя часть посоха отброшена – он превратился в меч. Тонкий меч на удивительно длинной рукояти. Голубоватый клинок описал свистящий полукруг. Нутряной выдох – ха… Голый живот маленького человека раскрылся поперек. Рана длинная, ровная – рассеченная надвое брюшина разошлась, ощерясь как огромный безгубый рот. Разрез почему-то совершенно без крови – чистый, из него полезли скрученные сизые кишки.

Человечек закричал, упал навзничь на спину, загребая кишки руками.

– Смотри, чтоб в песок не упали, – посоветовал кто-то из шайки, – испачкаются.

Непонятный повернулся к бандитам лицом. Пятеро соскочили с коней. Непонятный отступил, завертел смертоносным посохом. Заскользил над песком неуловимо. Его сталь запела – так как учили. К тому времени как Гозаль рубанул его на скаку саблей, на земле валялось уже четверо. Непонятного бросили тут же.

Бандиты добили раненых, собрали караван и тронулись в сторону гор. Потом, уже через какое-то время, в дороге, они спрашивали друг у друга – кто это был, откуда взялся, и пожимали недоуменно плечами – непонятно.

Злой?.. Ты? Здравствуй, Злой. Я умер, мне раскроили череп. Видишь, Злой, я ухожу от тебя. Ухожу к Доброму. Видишь? Что ты молчишь, Злой? Что ты улыбаешься?.. Что ты улыбаешься, гад?!

Перелистывать страницы.

Человек перелистывает страницы своей жизни. Он пишет их или всего лишь читает? Если читает, то кто их написал? А если пишет, то кто прочтет их? Другие люди? Но они пишут свое…

Вот доказательство существования Бога. Как ни прикинь, в любом варианте должен присутствовать Бог – либо писатель, либо читатель.

Я не могу надеяться на Бога, поэтому начал писать сам. А читать предоставляю вам.

Слишком много крови. Слишком много крови на этих страницах. Ведь это летопись – летописи пишутся кровью. Кровь долговечнее чернил, ее сложнее вывести, она остается в веках. Люди забывают многое – радость, счастье, любовь, и помнят кровь.

Брат Безымянный брезгливо поморщился и убрал фолиант в седельную сумку, он был книжником, но не любил крови.

Брат Безымянный и брат Указательный ждали брата Мизинца. Ждали в полутора переходах от Иерусалима.

Они сидели в тени унылой толстоствольной оливы. Их кони стояли рядом.

– Ты все время читаешь книги, брат Безымянный. Ты, наверное, прочел все книги на свете. – Брат Указательный без улыбки смотрел на брата. – Что ты хочешь найти в этих желтых страницах?

Брат Безымянный сощурился, едва заметно улыбнулся.

– Я ищу разгадку, брат Указательный.

– Разгадку чего?

Безымянный снова улыбнулся.

– Сам не знаю, брат. Я ищу ответ на загадку, которой не знаю. Я смотрю на солнце, на небо, на траву, на наши следы на песке, на людей, я читаю книги, вижу в них чью-то мудрость или глупость – и не могу постичь… Мне кажется, что это что-то простое, такое ясное и видимое с первого взгляда, мне кажется, что стоит только спросить и сразу получишь ответ. Но я не знаю что спрашивать. Я ищу ответ на вопрос, который не могу задать… Ты думаешь, я сумасшедший, брат?

– Думаю, да.

Братья посидели молча. Заговорил брат Указательный.

– Когда я был еще совсем щенком, к нам в деревню пришел молодой поп, он проповедовал учение Бугумила. Он сказал, что в нашем мире борются зло и добро и что добро слабее. Тогда я решил, что добро надо подкрепить злом, и когда этого попа схватили и хотели сжечь за ересь, я напал на телегу, в которой ромейские солдаты везли попа в крепость, и выпустил им кишки. Нет, кишки я выпустил одному, а другому я отрубил ногу. И когда я вытащил попа из клетки, он перевязал своей рясой обрубок ноги тому солдату и погнал лошадей к лекарю. Попа сожгли, а ромей выжил.