– Замолчи! Замолчи! Отродье… – старик шипел, он задыхался от ярости. – Я знаю кто напел тебе эти слова! Иудейка! – Старик затряс кулаками. – Молчите все! Сядьте! – Старик махнул клюкой на воинов. Старик глубоко вдохнул, выдохнул шумно. И, кажется, успокоился.
– Послушай, Шаншам, и вы тоже послушайте. Наша жизнь трудна, и путь наш труден. И много лишений терпим мы. Но с нами наш Бог. Он с нами. Зайди в мой шатер, посмотри на него, прикоснись к нему. Ты почувствуешь его, почувствуешь Бога. А где тот бог, о котором говоришь ты, Шаншам, где он? На небесах? Кто его видел? Говорят, тот бог велик, он творил чудеса, он кормил многих людей тремя хлебами и тремя рыбами. Говорят, он сыпал с небес крупу, из которой варят похлебку. Говорят, по воле его слуг из земли начинали бить родники… Но кто это видел? Никто, об этом только рассказывают. А наш Бог? Разве ты сам, когда мы кочевали в пустыне и не оставалось у нас ни воды, ни пищи, не приникал к нему и не чувствовал, как наливается божественной силой твое тело? Забыл? А разве не продляет Бог наши жизни? Сколько живут на свете обычные люди? – Пятьдесят, шестьдесят лет. А мы? Нашим старикам больше ста двадцати лет. А старухам и того больше. Наш Бог с нами, Шаншам, он помогает нам. А то, что мы в ответ исполняем его заветы, я думаю, это справедливо. Ты слишком молод, Шаншам, горяч. Ты еще не видел мир. Поверь мне, те земли, о которых ты говоришь, вовсе не сочатся медом и млеком. Там кровь, боль и слезы. Поверь мне. Мир везде одинаков. А ты… Это ничего, что ты погорячился сегодня. Ты смелый воин, хороший парень. Мы найдем тебе хорошую жену… Пхе-пхе… Не хочешь наших девушек, сходим в набег – нам нужна новая кровь. Приведем тебе невесту, женишься, поклонишься Нашему Богу…
– Нет, я не буду поклоняться каменному истукану, сила его от Дьявола! И насчет богов ты все перепутал, старик. И невесту мне не надо приводить, я сам уйду к ней. И только попробуйте меня остановить! – Шаншам вскочил, выхватил откуда-то из-под ног лук, наложил стрелу. На его поясе уже висела кривая сабля. – Назад, назад, падальщики! Я ухожу к своему народу! – Шаншам быстро пятился, наводя лук то на одного воина, то на другого.
Старик махнул посохом.
– Возьмите его! Возьмите, не дайте уйти!
Шаншам оскалился.
– А, слуга Сатаны! Скажи, за сколько лишних веков жизни ты продал свою душу!
Шаншам спустил тетиву. Тут же бросился бежать. На краю оазиса его ждал снаряженный верблюд, рядом с ним Шаншам увидел закутанную в покрывало фигурку. Сухие тонкие пальцы вложили ему в руки поводья. Мама!
– Беги, сын. Беги отсюда. Ты помнишь, куда идти? Вот покажи этот талисман. Тебя примут… Расскажи им об их Марии. Прощай! Прощай, сын.
Подбежали воины.
– Где он?! Эх, сука, ты дала ему свежего верблюда! На!
Кто-то ударил ее глухо и не больно, не Дамон, наверное, Гайсан. Это хорошо. Мария упала. Почувствовала, как что-то растекается по груди. Во рту появился металлический вкус. Я умираю? Это хорошо. Мария еще успела посмотреть в пустыню, но верблюда не увидела. Он, наверное, уже далеко. Как хорошо! Лети… Лети, мой голубь… Мой Гозаль.
Дамон стоял рядом. Он стоял и смотрел на удаляющегося Шаншама, на Мириам. Его люди побежали к верблюдам. А он стоял и смотрел. На Мириам, на Шаншама… Они чужие. Или он чужой. Для них… Для себя… Хэн!
Когда воины погнались за Шаншамом, со стариком остался один Бальбандирет.
