Книга о друзьях (сборник) - страница 7



Однажды я рассказал Стэнли, что видел двигающиеся картинки в подвале церкви.

– Ну и что это было? – спросил он.

Я попытался передать увиденное на экране:

– Какой-то китаёза шел по Бруклинскому мосту.

– И все?

Я признался, что все.

Стэнли помолчал с минуту и резюмировал:

– Брехня.

Честно говоря, я и сам не мог в это поверить, хотя видел собственными глазами. Управляющий, другой англичанин, неизменно одетый во фрак и полосатые брюки, объяснил нам, что некто по имени Томас Эдисон изобрел чудесную машину с движущимися картинками, а нам очень повезло, что мы видим первый в истории человечества фильм. Он называл это «немое кино» – звучало впечатляюще. В любом случае Стэнли запомнил этот факт как еще одну разницу между конфессиями – в подвале пресвитерианской церкви бесплатно показывали движущиеся картинки.

Возможно, если бы не китаец, идущий по Бруклинскому мосту, мы со Стэнли никогда бы не заговорили о религии; теперь же, сидя вечером у порога его дома, среди других вечных вопросов мы затрагивали и этот. Стэнли спрашивал: ходим ли мы на исповедь? Что мне известно о Деве Марии? Верю ли я в дьявола и ангелов? Кто написал Библию и почему ему, Стэнли, не разрешают ее читать? Боюсь ли я попасть в ад? Причащался ли я? Я признался, что не знаю, что такое причастие. Стэнли был ошеломлен этим заявлением. Я просил его объяснить, но он бормотал что-то неразборчивое, будто бы они едят Христову плоть и пьют Его кровь. Одна мысль об этом вызывала у меня тошноту. К счастью, Стэнли быстро убедил меня, что это кровь понарошку – просто предварительно освященное вино. Однако у меня все равно надолго осталось впечатление, будто католики немногим лучше каких-нибудь отсталых дикарей.

Стэнли говорил, что в Нью-Джерси у него есть дядя-священник.

– Ему нельзя жениться.

– Почему? – удивился я.

– Потому что он священник. И это грех.

– А наш священник женат. У него даже дети есть, – сказал я.

– Никакой он после этого не священник, – ответил Стэнли.

Я никак не мог понять, почему женитьба для священника считается таким уж грехом. Стэнли предложил свое толкование.

– Понимаешь, – начал он, – священнику нельзя приближаться к женщине. – На самом деле это значило «спать с ней». – Священник принадлежит Богу, он женат на Церкви. А женщины вводят его в соблазн.

– Даже если они хорошие? – наивно уточнил я.

– Все женщины, – настаивал Стэнли. – Они вводят нас в соблазн.

Я не очень хорошо понимал, что значит «соблазн».

– Понимаешь, если священник переспит с женщиной, она забеременеет и родит, и ее ребенок будет ублюдком.

Слово «ублюдок» я знал – это ругательство было у нас в ходу, но в новом контексте оно приобрело какой-то неизвестный мне смысл, о котором я не спросил – не хотелось выглядеть полным тупицей. После этого я начал подозревать, что Стэнли разбирается в религии гораздо лучше, хотя и не знает наизусть двадцать третьего псалма.

Мой друг был не только более искушен в житейских делах, чем ваш покорный слуга, он был к тому же прирожденным скептиком. Именно он открыл мне глаза и чуть не разбил мое маленькое сердечко, сообщив, что Санта-Клаус – выдумка. У него это даже не отняло много времени: я вообще из тех, кто верит во что угодно – и чем оно невероятнее, тем быстрее. Меня бы в ученики Фоме Аквинскому… Дело в том, что в протестантских церквях о святых особенно не распространялись. (Уж не потому ли, что святые на поверку оказываются закоренелыми грешниками?) Я уже говорил, что Стэнли не любил сказочек для детей, он предпочитал действительность, а я, наоборот, до безумия любил сказки, особенно всякие страшилки, после которых меня мучили кошмары. Много лет спустя я каждый день ходил в публичную библиотеку на Пятой авеню, зачитываясь сказками из разных концов мира.