Аверин с интересом взглянул на раскрытую ладонь, затем – внимательно – на гостя.
– Вы отдаёте мне свою энергию. Фактически, дарите мне себя. Я правильно понимаю?
– Ну, теперь хоть буду знать, как это называется, – жёстко ответил тот, не сводя с Николая напряжённого взгляда.
Аверин, похоже, сжалился, понимая, что сидеть так – с протянутой рукой – довольно унизительно. Он обеими руками – одной сверху, другой снизу – обхватил ладонь Радзинского и перевернул тыльной стороной вверх. Цветок остался в руке у Николая. Он крепко сжал его в кулаке. Заулыбался, взгляд его сразу потеплел. Когда Аверин разжал пальцы, цветка уже не было.
– Не делайте так больше, – доброжелательно посоветовал он. – По крайней мере, без особой надобности. Я смотрю, Вы часто этим пользуетесь, и это Вас истощает.
– Я по большей части из других ниточки тяну, – откровенно сознался Радзинский. – Очень помогает в жизни.
Аверин сразу нахмурился.
– Это мне и не нравится.
– И?
– Что – и?
– Я не должен больше так делать? Это твоё условие?
Аверин опешил.
– Я не собираюсь выставлять Вам условия. За кого Вы, вообще, меня принимаете?
– Ну, как сказать… За человека, который знает больше, чем я?..
– М-м-м… Вы ставите меня в тупик… – Глаза Николая заблестели от тщательно сдерживаемого смеха. – Честно говоря, я ничего не знаю. И о чём Вы говорите, не понимаю.
– Ой, ли? – неприязненно сощурился Радзинский. – Когда ты чёрным магом меня обозвал, ощущение было такое, что ты знаешь, о чём говоришь…
– А-а-а, Вы об этом, – скромно потупился Николай. – Ну, это я погорячился. – Он улыбался при этом так лучезарно и светло, словно ангел. Если ангелы улыбаются, конечно… – Просто то, что Вы делаете – это магия. А любая магия – это насилие. Насильственное вмешательство. Даже в целительстве есть этот элемент. Например, прежде чем работать с пациентом, целитель включает его в свою ауру – понимаете, да?
– И?
– Что – и?
– Есть альтернатива?
Николай сразу занервничал – даже румянец обозначился на скулах.
– Конечно, есть, – сухо ответил он, надолго припадая к чашке с чаем.
– Какая? – терпеливо поинтересовался Радзинский, когда молчание затянулось.
Вместо ответа Аверин принялся бессмысленно переставлять располагавшиеся на столе предметы, пока потерявший терпение гость не отнял у него сахарницу и не отодвинул от него чашку. И ложку.
– Вы Евангелие читали? – собравшись с духом, спросил тогда Николай. И даже решился поднять на собеседника затравленный взгляд. Было очевидно, что он заговорил сейчас о чём-то очень интимном, и что подобная откровенность для него мучительна.
– Нет, – успокоил его Радзинский, расслабляясь и приготовившись слушать: он прислонился спиной к стене и вынул из пачки сигарету – курение, как он искренне полагал, всегда помогало ему яснее воспринимать информацию. Но тут Аверин внезапно наклонился через стол и выхватил из рук Радзинского сигарету и зажигалку. Вид у него при этом был торжествующий. – Отомстил, аспирант? – усмехнулся Радзинский. – Ладно. – Он примиряющим жестом поднял кверху руки. – Принимаю. Сижу смирно, внимательно слушаю.
– А слушать нечего, – Аверин раздвинул губы в любезной улыбке. – Когда прочитаете, тогда и поговорим.
– Хорошо, – ошалел Радзинский. – Только где я его возьму?!
Николай снова отвёл взгляд. Он судорожно сцепил пальцы, хрустнув при этом суставами.
– У меня есть, – наконец, выдохнул он. – Только книга очень старая – от дедушки осталась…
