Книга о прошлом - страница 41

Аверин спит. Слегка приоткрыв рот, он прижался щекой к подушке – беззащитный и трогательный, как ребёнок. Радзинский проверяет, не дует ли ему от окна, символически поправляет одеяло и садится напротив. Некоторое время он развлекается тем, что разглядывает через стенку, что делают пассажиры в соседнем купе. Аверин оказался очень щедр и весь день показывал своему названому брату, что можно делать взглядом. В частности, учил его смотреть сквозь стены.

Радзинский также довольно быстро освоил технику прикосновения, и некоторое время отрабатывал своё новое умение на Николае. Тот, правда, терпел недолго и уже через пять минут бесстрастно посоветовал Радзинскому поработать над своей сексуальной сферой – мол, его касания слишком чувственные и после них хочется умыться. «Холодной водой?» – съехидничал уязвлённый Радзинский и первый раз в своей жизни получил бесконтактную, но вполне ощутимую пощёчину.

Аспирант потом, конечно, долго извинялся, опять корил себя за несдержанность и наотрез отказался научить Радзинского такому полезному навыку – ведь это плохо.

Вообще, Николай крайне пренебрежительно отзывался о ценности подобных техник, а тех, кто ими увлекается, называл коллекционерами, иногда – циркачами. «Это не делает тебя ближе к Богу» – качал он головой. На что Радзинский соглашался – мол, да, можно быть вообще неверующим и при этом эффектно топтаться голыми пятками по битому стеклу и даже исцелять наложением рук. Он вопросительно смотрел на Аверина, ожидая, что тот продолжит развивать эту тему, но тот всегда ограничивался одним и тем же лаконичным аргументом, после чего отводил взгляд и замолкал. Радзинского посещало при этом знакомое чувство, что он снова упирается в стеклянную на этот раз стену, и искренне не понимал, что от него требуется, чтобы преодолеть эту прозрачную преграду.

М-да, похоже, докапываться до аспиранта придётся очень долго. Вполне возможно, что на это не хватит и целой жизни…

За окном поезда расстилался совершенно фантастический пейзаж: до самого горизонта тянулась лишённая растительности равнина, которая сверкала в розовых лучах восходящего солнца, отражая свет миллионами рассыпанных по её красноватой поверхности кристаллов.

– Это соль, – пояснил Радзинский, заметив, что аспирант практически прилип к стеклу, привлечённый редкой красоты зрелищем.

– Значит, они соль собирают? – Николай с интересом проводил взглядом фигуру бредущего вдоль насыпи человека с ведром в руке. Тот иногда останавливался, поднимал с земли очередной соляной «слиток» и, придирчиво осмотрев его, опускал в свою жестяную тару.

– Совершенно верно, – вздохнул Радзинский, вертя в пальцах зажигалку – и курить хотелось, и выходить не хотелось. Аспирант, конечно, ни слова не скажет, если начать дымить прямо в купе, но дышать при этом будет стараться через раз.

– А это нефтяные вышки? – продолжал любопытствовать Аверин. Вдалеке, на самом краю этой равнины, упирались в небо загадочные конструкции. Словно перекладины гигантских качелей взмывали вверх – в такую высь, что дух захватывало – и размеренно опускались вниз.

– Угу, – промычал в ответ Радзинский, со вздохом убирая зажигалку в карман. – Скоро приедем, – предупредил он, взглянув на часы. – Минут сорок осталось, может чуть больше…

– Жалко, – аспирант отвлёкся, наконец, от разглядывания окрестностей и повернулся к попутчику. – Я бы всю жизнь так ехал, – с обезоруживающей улыбкой признался он. – Ты на редкость приятный сосед.