– Я просто тот, кто любит людей и хочет им помочь, какими бы на вид они ни были.
Широкое лицо Би-Джи снова расплылось в ухмылке, словно он вот-вот отпустит очередную шпильку. Потом он внезапно посерьезнел:
– Ты правда так думаешь? Без балды?
Питер взглянул ему прямо в глаза:
– Без балды.
Би-Джи кивнул. Питер почувствовал, что в глазах этого великана он прошел некое испытание. Его перевели в другую категорию. Он еще не совсем один из них, но перестал быть неведомой зверюшкой, потенциальным источником раздражения.
– Эй, Северин! – позвал Би-Джи. – Я никогда тебя не спрашивал, а ты-то какой веры, чувачок?
– Я-то? Никакой. Абсолютно никакой, – ответил Северин. – Всегда был и всегда буду.
Северин уже кончил подтирать кока-колу и теперь возил бумажным полотенцем по вымазанным синим детергентом пальцам.
– Пальцы все еще липкие, – посетовал он. – Я точно чокнусь, покуда доберусь до мыла и воды.
В компьютерном кабинете что-то тихо запищало.
– Похоже, что твои молитвы услышаны, Северин, – заметил Тушка, внимательно глядя в один из мониторов. – Система только что определила, где мы находимся.
Пока Тушка просматривал сообщение, остальные молчали, как будто давая ему возможность проверить почту или сделать заявку на интернет-аукционе. На самом же деле он выяснял, суждено им жить или погибнуть. Корабль все еще не перешел в пилотируемую фазу полета. Он лишь катапультировался сквозь время и пространство – произвел опровергающий привычные законы физики Скачок. А теперь они бесцельно кувыркались где-то приблизительно в заданном районе космоса: корабль, по форме напоминающий распухший бурдюк, – огромное чрево для горючего, крохотная голова, а внутри головы – четверо, дышащие скудным количеством азота, кислорода и аргона. Они дышали быстрее, чем было необходимо. В отфильтрованном воздухе висел невысказанный страх: а вдруг Скачок забросил их слишком далеко и им просто не хватит топлива для финальной части полета? Погрешность, которая в начале Скачка была неизмеримо мала, могла достигнуть фатальных величин в его конце.
Тушка углубился в цифры, стучал по клавишам проворными короткими пальцами, изучал геометрические линии, складывающиеся в карту того, что невозможно нанести на карту.
– Хорошие новости, народ, – сказал он наконец. – Похоже, что навык мастера ставит.
– В смысле? – спросил Северин.
– В том смысле, что мы должны молиться за здоровье главных технарей из Флориды.
– А что это значит для нас, здесь?
– Это значит, что когда мы разделим запасы топлива на расстояние, которое нам нужно пролететь, сока у нас будет столько, что сможем им хоть упиться, как пивом на студенческой вечеринке.
– Это значит сколько дней, Тушка?
– Дней? – Тушка сделал паузу для пущего эффекта. – Двадцать восемь часов максимум!
Би-Джи вскочил на ноги и выбросил в воздух кулак с криком: «Э-ге-гей!»
С этой минуты на мостике воцарилась победно-праздничная и слегка истерическая атмосфера. Би-Джи сновал туда-сюда, то и дело триумфально вскидывая руки. Северин склабился, обнажая бесцветные от никотина зубы, и барабанил на коленках одному ему слышную мелодию. Чтобы воспроизвести звон воображаемых тарелок, он периодически резко взмахивал кистью в воздухе и довольно морщился, будто и в самом деле оглушенный ликующими звуками. Тушка удалился, чтобы переодеться, – может, из-за жирного пятна, которое он посадил на свитер, а может, потому, что его неминуемое вступление в обязанности пилота требовало такого церемониального жеста. Принарядившись в свежую до хруста белую сорочку и серые брюки, он уселся за пультом против клавиатуры, на которой предстояло ввести траекторию их пути к Оазису.
