В знак траура в комнатах стояли вазы с сухими цветами, на подставках горели свечи. Воздух был настолько тяжелым, что, казалось, еще чуть-чуть и раздавит. От наплыва гостей хотелось бежать. Куда ни глянь – сочувственный взгляд. Куда ни повернись – скорбный шепот. И как только представился удобный случай, Ив скрылась в своей спальне. Там она плотно задернула шторы, позволяя мраку обступить со всех сторон, и села на кровать. Хотелось выть от тоски, но даже не было слез, чтобы излить свое горе. Пустота глубоко в груди отняла и эту возможность облегчить тоску. Ив с бессильным стоном рухнула на кровать и спрятала лицо в подушке.
Разбудил ее тихий перезвон посуды. Кто-то принес еду: комнату наполнили ароматы сладкой выпечки и мятного чая. Ив натянула на голову одеяло и продолжила спать. Сон позволял не думать, не вспоминать.
Дни сменяли друг друга, но Ив точно не знала, сколько их прошло, – все они слились в один. Отныне время измерялось стуками двери в спальне и звоном тарелок.
Хлопок, звон, хлопок.
Порой раздавались голоса. Они окликали и о чем-то говорили, но Ив не хотела ни слушать, ни отвечать. Когда наступала тишина, она вставала и съедала принесенную ей еду, не ощущая ни голода, ни вкуса, а скорее по привычке. А затем опять падала на кровать и погружалась в забвение сна.
Хлопок, звон, хлопок.
Ив пыталась читать, но, перевернув страницу, уже не помнила, о чем прочла.
Хлопок, звон, хлопок.
Однажды Ив покинула спальню. Стояла ночь, и в доме царила мертвая тишина. Ив взяла Искру и, освещая себе путь, спустилась на первый этаж. В каминах догорал огонь, и мерцали красные угли. Все казалось таким же, как прежде, и оттого каждый предмет напоминал об отце, вскрывал рану утраты, кричал о потерянном счастье. Миновав пару комнат, Ив повернула назад. В белой ночной сорочке, освещенная голубым сиянием Искры, она и сама походила на заблудшего призрака.
Хлопок, звон, хлопок.
В один из бесконечных дней дверь в спальню хлопнула громче, чем обычно, зазвенела посуда, но повторного хлопка не последовало. У кровати зашуршала юбка, но Ив не подняла головы.
– Вижу, леди Ив, вы намерены утопить себя в горе и отчаяние, похоронить в четырех стенах, – голос Нелл дрожал от еле сдерживаемого гнева и возмущения. – Что ж, дело ваше. Но хочу, чтобы вы знали: подобная скорбь не к лицу дочери Великого лорда! Ваш отец пришел бы в ужас, увидев вас такой! Он считал вас смелой и сильной, способной справиться с любыми невзгодами, и сильно бы расстроился, узнав, что это не так!
Ив пошевелилась. Она оторвала голову от подушки и уставилась на Нелл. Никогда прежде экономка не разговаривала так резко. Причитала, сокрушалась, но не отчитывала. Глаза Нелл горели осуждением, а упертые в бока руки, казалось, только и ждали момента, чтобы схватить Ив за плечи и хорошенько встряхнуть.
– Еще никогда мне не было так стыдно за ваше поведение, юная леди! – Нелл с укоризной качнула головой и зашагала прочь, но у двери обернулась. – И, к вашему сведению, два дня назад я принесла вам письмо, и оно до сих пор лежит на столе невскрытым.
Дверь с громким стуком хлопнула, на столе зазвенели тарелки. Минуту Ив с недоумением пялилась на закрытую дверь, затем скинула одеяло и села. Воздух в комнате был застоявшимся и прохладным. Камин давно не топили. Сквозь неплотно задернутые шторы пробивался тусклый свет.
Ив поежилась.
