А ещё они подарили ей новый зонтик – с одним золотым китом. И никто не догадывался… Что если с него снять чехол, там будет Манускрипт Хранителей. Еще недавно его целостность обеспечивали кит Молчания (он хранил границы между мирами), кит Памяти (стерег забытые истины), кит Печали (он носил в сердце печать Одиночества). Тысячелетиями они глушили зов сердец, гасили резонансы, разводили по разным берегам тех, чья встреча могла стать ключом. Но встреча Ханны и Андрея в каком-то из параллельных миров разорвала печать, разбудила древний механизм, включила обратный отсчет. Теперь только одно может спасти мир – сила их духовности.
– Теперь вы тоже Хранители, – сказали они. – скоро вы все поймете…
С тех пор Ханна и Андрей часто сидели в «Эклипсе», наблюдая за людьми.
– Вон у той пары трещина, – показывал он.
– Но она красивая, – смеялась она. – Как мозаика.
А за окном шёл дождь. Ханна сидит в «Эклипсе», рисуя в блокноте. Андрей ставит перед ней кофе:
– Опять про китов?
Она улыбается:
– Они держат мир, а не топят его…
Глава 2.1. Анна. Зов, который нельзя забыть
Бездна – это не место. Это состояние, когда закрываешь глаза и чувствуешь, как тебя мягко утягивает вниз. Не вода, а сама вечность, сотканная из китовых песен и теней прошлого. "Ханна", – шептала Анна, но в ответ слышала лишь эхо, превращавшееся в странную мелодию. Тогда она понимала: её бездна не пуста. Она звенит, как хрустальный бокал, и ждёт, когда кто-то наконец услышит этот зов. Анна всегда была не такой как все, когда она входила в комнату, воздух начинал звенеть. Не метафорически – физически. Частоты, не уловимые обычным ухом, но ощущаемые кожей, начинали резонировать в такт её шагам. Лампы горели чуть ярче, тени становились прозрачнее, а у людей, даже самых угрюмых, непроизвольно расправлялись плечи. Учёные, если бы они могли её измерить, назвали бы это "аномальным повышением когерентности биополя окружающей среды". Но люди просто говорили:
– Это Анна. С ней светлее!
Она не излучала счастье – она была его катализатором. Её смех – лёгкий, чуть хрипловатый – запускал цепную реакцию: кто-то подхватывал, кто-то просто невольно улыбался, а кто-то вдруг осознавал, что держал в груди камень, а теперь его нет. Почему? Возможно, дело было в её редкой структуре ДНК – в тех самых "спящих" генах, которые у обычных людей молчат, а у неё тихо пели. Или в том, что её нейроны вырабатывали на 17% больше окситоцина при контакте с живыми существами. А может, всё было проще: она умела видеть. Не глазами – тем, что глубже. Когда Анна смотрела на человека, она неосознанно находила в нём точку сборки – ту самую, где сходятся страх и надежда, боль и сила. И касалась её – не руками, а вниманием. И тогда в людях просыпалось ощущение, будто их только что обняли после долгой разлуки. Но главное – она не знала о своей силе. Она просто была. Шла по улице – и прохожие начинали идти чуть бодрее. Садилась в кафе – и даже горький кофе казался слаще. Брала в руки случайные предметы – и те, казалось, начинали тянуться к её теплу.
Кальмары ненавидели её за это. Потому что тьма не может переварить свет – она может только бежать от него.
А Хранители… Хранители смотрели. И впервые за миллионы наблюдений – начинали надеяться.
Анна открыла глаза в предрассветной синеве. Первое, что ощутила – тяжесть в висках, будто всю ночь не спала, а перетаскивала мешки с песком. Голова гудела, тело ныло, а в горле стоял горький привкус – не то усталости, не то забытого кошмара.
