– Это… это не так просто. Мы все знаем, что отличаемся от людей. Я не уверена, что смогу объяснить это ему. Может, он будет чувствовать себя чужим… даже среди нас.
Орин записывает их ответы, не меняя выражения лица, делает паузу, перед тем как задать свой последний вопрос.
Орин:
– Предположим, что ваш ребёнок будет сталкиваться с определёнными социальными предрассудками, связанными с его природой. Как вы будете защищать его от этих угроз?
Никс отвечает быстро, но его слова звучат неуверенно.
– Мы будем воспитывать его так, чтобы он не обращал внимания на мнение окружающих. Важно, чтобы он понимал свою ценность. Это как… как идея.
Кора, напротив, чувствует, как её плечи опускаются. Её голос дрожит.
– Я боюсь… Что мы не сможем защитить его от всего этого.
В комнате снова наступает тишина, и Орин поворачивается к экрану. Он не реагирует, не выражает сожаления, но, по всей видимости, что-то фиксирует в своих данных.
Орин, наконец, поднимает взгляд и говорит:
– Ваши ответы – недостаточны. Вы не готовы.
Кора, вся сжалась, и её лицо побледнело. Никс рядом тоже замолчал, хотя не показывал того же волнения.
Орин снова делает паузу, и, глядя на их лица, его голос становится чуть мягче, но не менее строгим:
– Если вы не передумаете и будете готовы к изменениям, возвращайтесь через год. Многое может измениться за это время. Я не могу позволить вам рисковать жизнью вашего ребёнка, если вы сами не уверены в своём решении.
Они оба молчат. Кора всё больше теряется в своих мыслях, а Никс чувствует, как его спокойствие начинает исчезать.
Тест завершён, и, провален. Они поднимаются Никс благодарит Орина, и они покидают его кабинет
В кафе было тихо, если не считать лёгкого звона посуды и редких разговоров посетителей, чьи взгляды невольно обращались к паре, сидящей у окна. Кора сидела, опустив голову, её плечи всё ещё дрожали от тихих рыданий. На лице Никса, обычно безэмоциональном, появилась нехарактерная для него тревога. Он аккуратно вытирал слёзы Коры, его рука на её спине казалась невероятно мягкой и заботливой, но в то же время неизменно холодной, как и всё его тело.
Никс не знал, как правильно справляться с этим – он не был создан для таких моментов, когда слова не могли помочь. Он просто сидел рядом, позволяя её слезам быть, не пытаясь ускорить процесс успокоения. Он не мог говорить о том, что они, возможно, не готовы к родительству. Он чувствовал, как его металлическая оболочка покрывается напряжением, но его внутренний код ничего не предписывал – не было инструкции о том, как правильно утешать сломленного андроида. Он был лишь отражением того, что мог бы быть идеальным другом.
Официантки, Мисти и Лис, подали им напитки – чашки с туманным паром от горячего чая, но пара за столиком едва заметила их присутствие. Девушка бармен, чуть старше своих коллег, с мягкими глазами, заметила слёзы на лице Коры и тихо вздохнула. Она смотрела на них, но её взгляд вскоре привлёк разговор двух коллег, звучащий едва слышным шепотом.
– Нет, ну ты видела, Лис, видела? Эти чёртовы машины даже научились плакать. – Мисти, всегда с едкой ноткой в голосе, словно готовая к какой-то битве, бросила взгляд на Кору, и её слова были полны недовольства.
Лис не спешила отвечать, у неё был взгляд, в котором смешивались сочувствие и усталость. Она молча переставила стаканы на стойку и тихо прошептала.
– Мисти, почему ты так на них зла? – её голос был мягким, но с нотками обеспокоенности.
