– У тебя словно отец не врач! – поднажал доктор. Он, по-видимому, решил, что Арсению пора просыпаться, и не сильно сдерживался. – Надо ж соображать, что эта дура, сверзившись даже с десятка метров, зашибёт человека насмерть! Ты для этого камни в чучело положил?
– Да не зашиб же никого! – выкрикнул, в свою очередь, Рэнди, начиная заводиться.
– Хм, не повезло! – саркастически бросил Осокин. – Или старался недостаточно!
– Камней внутри чучела было всего два – для достижения нужной массы. А в корзину я его посадил, чтоб не мучить кошек и кур, а то для плаванья сейчас холодновато. – И вообще, надо было взглянуть, как эта штука при отрицательной температуре летает, потому как сегодня, скорее всего, будет плюс…
– Может, тебе еще и нарваться на чаек захотелось?..
Здесь Рэнди поспорить с отцом не мог. В последние дни в городе стали часто находить дохлых птиц: чаек, поморников, альбатросов, прилетавших подкормиться рыбными отбросами да потиранить домашних животных. Хуже того, рыбак Свэн, два дня тому назад добывший на побережье буревестника – «супчик сварить» – теперь валялся у доктора Осокина в клинике вместе со всей семьей – в жару и в беспамятстве. И если раньше морские птицы избегали прямого столкновения с горожанами, опасаясь стать добычей, то сейчас они нередко пытались наброситься на людей, из-за чего маленьких детей в школу сопровождали родители. За чертой города, особенно на побережье, риск быть атакованным и подцепить заразу был еще выше.
– …В последний раз тебе говорю – не смей соваться за ворота. Иначе… – он задумался, изобретая кару пострашней. – Иначе будешь ночевать в сарае!
Рэнди вздёрнул брови и глотнул из стакана воды, делая вид, что угроза его напугала. На самом деле в сарае для него была своя прелесть: можно хоть всю ночь что-нибудь собирать, пилить да сколачивать – и никто не будет жаловаться на шум.
– Хотя почему «иначе»?.. Cегодня же отправишься спать туда! Может быть, это пробудит твою сознательность!..
Рэнди с трудом сдерживал улыбку. Неужто доктор до сих пор держит его за ребёнка, которого можно наказывать?
– Что за шум? – послышался с лестницы голос проснувшейся Альды. – Я, кажется, слышала слово «сарай»?
Сердце юноши взволнованно застучало. Заступничество матери страшило его куда больше отцовского гнева, потому что низводило его до уровня неразумного малыша. Альда не спеша спустилась к ним. Двигалась она как всегда неспешно, можно сказать, величественно, словно входила в тронный зал. Рэнди эта материнская черта всегда завораживала.
– Это что – новая традиция – ругаться, даже не успев поесть? – спросила она с теми нотами в голосе, что напоминают ещё слабые, отдаленные раскаты грома перед тем, как гроза грянет во всю мощь.
– Предлагаешь притвориться, что ничего не было? Что наш оболтус не творит глупостей семь раз в неделю?
У Рэнди вспыхнуло лицо. Какие такие семь раз? Времени на развлечения у него на самом деле с гулькин нос, но отец, похоже, уверен, что кроме него самого в семье никто не работает…
– Бать, хорош бушевать, а? – флегматично бросил с печи Арсений, уже расставшийся с надеждой поспать лишних пять минут.
– Ты б умылся, лежебока, – огрызнулся доктор, в пылу спора забыв, что в этот день дежурство парня было вечером.
– Хорошо, Илья, сарай так сарай, – поддержала мужа Альда, украдкой подмигнув Рэнди: мысли сына были для неё как открытая книга, а его стремления дальше и выше она всячески поддерживала, особенно после того, как в гостях у них побывал Рахманов. – А ты, Рэндольф, угомонись с экспериментами хотя бы до лета.
