- А Шпицберген разве не в Норвегии? – спросила я. – Так можно было в то время? За границу завербоваться?
- Да, в Норвегии, но у него особый международный статус. Там были наши поселки, научные экспедиции, горные разработки. Вот в экспедицию я и устроился. На квартиру набрал, но Вера за это время встретила другого. Мы развелись, она вышла замуж. Уже потом, в середине восьмидесятых, они уехали в Германию. Верин муж был из поволжских немцев.
- А бабушка? Вы ведь могли на ней жениться? Или она не захотела?
- К тому времени, когда мы с Верой развелись, Маша уже снова была замужем. Я же сказал, что мы вечно не совпадали, - Игорь Ильич улыбнулся грустно. – А я через несколько лет встретил Настю. Знаешь, Соня, есть такие женщины, рядом с которыми хочется допрыгнуть до звезд. Нет, они ничего не требуют, ты сам этого хочешь. Чтобы быть достойным. До нее я был все еще немножечко вахлак. А с ней стал… тем, кем стал. Мы прожили вместе тридцать четыре года, у нас прекрасный сын Петр, врач-кардиолог. Когда Маша снова овдовела, а потом погиб твой отец, Настя подружилась с ней. Хотя знала, что та для меня много значит. Но никогда не позволила себе ни намека на ревность. Да и я не позволил бы себе ничего лишнего. Если можно любить сразу двух женщин, значит, я любил обеих. Только по-разному. Ну а когда не стало Насти…
- Вы ведь могли с бабушкой жить вместе, разве нет? Помогать друг другу?
Странно, мне было грустно от этой истории. Грустно, что они не смогли быть вместе. Но при этом как-то светло и тепло.
- Не знаю, Сонечка, - Игорь Ильич покачал головой. – Мы всю жизнь были друзьями. И помогали друг другу чем могли. Но в бытовые привычки надо вживаться, подстраиваться. Чем ты старше, тем сложнее это сделать. Не хотелось портить наши отношения неизбежным раздражением, может, даже разочарованием. Машенька была непростым человеком, да и я тоже старый ворчун.Мы ведь все равно были вместе, до ее последних дней. Хотя и не жили под одной крышей.
- А вы не жалеете, что все сложилось именно так?
- Нет, - ответил он твердо. – Я давно отучил себя жалеть о том, что случилось. Да, все могло быть иначе, но этого не произошло. Жизнь, Сонечка, череда неиспользованных возможностей. Но и те, что я использовал, дали мне очень многое. И я благодарен за это богу. Спасибо за кофе, моя хорошая. И за этот разговор. Мне пора.
Игорь Ильич поднялся, поцеловал меня в лоб и пошел в прихожую.
Впечатление от рассказа Игоря Ильича не отпускало меня несколько дней. Вроде бы не так уж и много я узнала, да и говорил он без каких-то ярких эмоций, спокойно, неторопливо, но забрало меня сильно. Я прямо видела эти картинки, похожие на стоп-кадры. Особенно мальчика и девочку, идущих вдвоем из школы.
В художке я была довольно средненькой ученицей. Из всего, что нам преподавали, более-менее дружила с акварелью, но особенно любила чистую графику – рисунок простым карандашом. И хотя сейчас рисовала в основном на планшете, наготове всегда была пачка матового мелованного «Бристоля» и коробка идеально заточенных кохинуровских карандашей – двадцать штук, от офигеть-какого-твердого до супер-пупер-мега-мягкого.
Мне очень хотелось нарисовать их – бабушку и Игоря Ильича, третьеклассников. Специально нашла в интернете фотографии школьной формы того времени, сделала десяток набросков, но ни один мне не понравился. Рисунок я собиралась подарить Игорю Ильичу, и не хотелось, чтобы это были какие-то абстрактные школьники, ничуть на них не похожие. Ведь я, в отличие от него, не знала, как они выглядели.
