– Кофе будешь? – донеслось с кухни.
– Да… – ответил я и тоже вылез из воды.
На кухне супруга сидела за столом в своей любимой позе, угнездившись на табурете, и в своем розовом костюме. В руках она сосредоточено крутила серьги. Внимательно рассматривая их со всех сторон. И была очень озадачена. В очередной раз посмотрев сквозь них на окно, она произнесла.
– Эти сережки, как ты говоришь, стоят целое состояние. Уж дороже твоей машины, точно!
– Ты серьезно? – честно говоря, я был не сказать, чтобы огорошен, но уж точно ошарашен. Тут же вспомнился град, который колотил сегодня днем по крыше автомобиля. Сейчас он колотил мне по голове. – Так дорого?
– Если бы ты хоть что-то в этом понимал, не стоял бы сейчас тут как истукан, а танцевал лезгинку!
– Лезгинку?
– Ну, или полонез! Тебе что больше по душе?
– Танго… – сказал я, медленно приходя в себя в ритме вальса.
– Танго, значит, танго… – задумчиво произнесла Милена. – И что мы будем теперь с ними делать?
Еще пять минут назад она была одна, а теперь опять стали мы. Я никогда не поспевал за порывами ее чувств. Ее штормило, но при этом она всегда прекрасно себя чувствовала. Я же постоянно искал спасательный круг или трос, за который моряки держатся во время бури.
– Надо вернуть их! Так мне думается… – я словно шарил руками в потемках, за что бы ухватиться.
– Тебе думается… Хорошо! Кому? Кому ты их будешь возвращать?
Сейчас этим штормовым леером была для меня записка с телефонами и именами.
– Хозяину… Хозяйке… Или тому… той, для кого они предназначались…
– Ты сам разве не слышишь, как это глупо звучит? “Тому… той… Кому они предназначались”. Да, люди будут ржать над тобой. Будут смеяться тебе в лицо, а ты будешь тратить свое время и силы на неоправданные поиски! Я же знаю тебя! Ты уйдешь в это с головой, а в результате набьешь себе шишек, разочаруешься в жизни и приползешь домой, как побитый кутенок. А я буду тебя выхаживать. Ведь так бывает всегда. Все твои увлечения обращаются мировой катастрофой. А это именно увлечение. Забава. Ты воображаешь себя рыцарем на белом коне. И будешь доказывать людям, какой ты правильный и бескорыстный. А сам останешься в дураках. Тебе только Санча Пансы не хватает. Нет, я не против честности и бескорыстия, но был бы в этом хоть какой-то толк!
Я понимал, какой трудный выбор стоял перед Миленой. Прикарманить чужое добро, о чем никто не будет знать, кроме меня. Или благородно отказаться от свалившегося счастья и кинуться на поиски чужих и совершенно неизвестных людей.
Она сказала: “что мы будем делать”! А значит, не хотела брать на себя ответственность за последствия единоличного решения. Ей необходимо было знать мою точку зрения. Она же не могла упасть в грязь лицом передо мной, своим единственным мужем. Я все-таки не чужой для нее человек. Иначе ей пришлось бы убрать меня как свидетеля. А я такой мысли даже допустить не мог. Я видел, как ей хотелось оставить эти побрякушки. И единственный выход для нее – склонить меня на свою сторону. Воззвать к моему разуму. К моей совести, в конце концов. Что Милена и попыталась сделать.
– Какому хозяину ты собираешься возвращать? Может, уже умерли все?
– А если не все?
Я даже мысли не мог допустить прибрать к рукам чужую вещь! Я обязан сделать все, что в моих силах, чтобы вернуть серьги тому, кому они должны принадлежать по праву. И обсуждать тут нечего. Тем более если они стоят «целое состояние».
