– Знаешь, я очень хочу поглядеть на твоего кролика, – сказала Дженни Пенни. – Сводить его погулять. Вернее, поскакать, – добавила она и громко захохотала.
– Хорошо, – кивнула я, не сводя с нее глаз. – Ты где живешь?
– На вашей улице. Мы переехали два дня назад.
Я тут же вспомнила, как все соседи обсуждали прибывшую среди ночи желтую машину с помятым прицепом.
– Сейчас подождем моего брата и вместе пойдем домой, если хочешь.
– Ладно, – сказала она и улыбнулась. – Так лучше, чем ходить одной. А какой у тебя брат?
– Не такой, как все, – сказала я, не в силах подобрать более точное определение.
– Это хорошо.
Она снова принялась за свои чудесные прыжки с ноги на ногу.
– Что это ты делаешь?
– Представляю, будто иду по стеклу.
– Это весело?
– Попробуй, если хочешь.
Я попробовала, и, как ни странно, мне понравилось.
* * *
Мы смотрели по телевизору «Дженерейшн гейм» и хором кричали: «Игрушка! Игрушка!» – ко гда раздался звонок в дверь. Матери пришлось выйти в прихожую, и она пропустила самую интересную часть: бегущую ленту с призами. Вернувшись, она подошла к отцу и что-то прошептала ему в ухо. Он быстро поднялся и сказал:
– Джо, побудь тут с сестрой. Нам надо выйти к соседям. Это ненадолго.
– Хорошо, – сказал брат, но, как только дверь за родителями закрылась, повернулся ко мне: – Пошли.
Ночь была холодной, и ноги в домашних тапочках сразу заледенели. Стараясь держаться в тени изгороди, мы пробрались к дому мистера Голана и поднялись на крыльцо. Дверь, к счастью, была на месте. Я на секунду замерла на пороге – последний раз я пересекала его три месяца назад, а с тех пор всеми силами избегала недоуменных расспросов родителей и умоляющих старческих глаз из-за забора. Брат взял меня за руку, и вместе мы зашли в прихожую, пахнущую едой и мокрыми пальто. Из кухни раздавались приглушенные голоса, и мы двинулись в ту сторону.
Брат стиснул мою руку.
– Ты в порядке? – шепотом спросил он.
Дверь была открыта. Эсфирь сидела на стуле, а моя мать разговаривала по телефону. Отец стоял спиной к двери. Нашего появления никто не заметил.
– Мы думаем, он покончил с собой, – говорила мать. – Здесь везде таблетки. Я – соседка. Нет, раньше вам звонила его сестра. Да, конечно, мы вас дождемся. Конечно.
Я взглянула на брата. Он отвернулся от меня. Отец отошел к окну, и тут я снова увидела мистера Голана. Только на этот раз он лежал на полу: ноги вместе, одна рука откинута в сторону, другая, согнутая, лежит на груди, как будто он умер, танцуя танго. Брат пытался удержать меня, но я вырвалась и подошла ближе.
– Где его номер? – громко спросила я.
Все посмотрели на меня, а мать положила трубку.
– Уходи отсюда немедленно, Элли, – сказал отец и потянулся ко мне, но я увернулась от его рук.
– Нет! Где его номер? Номер на руке? Где он?
Эсфирь посмотрела на мою мать, но та отвернулась.
Тогда старуха раскинула руки и позвала:
– Иди ко мне, Элли.
Я приблизилась и встала перед ней. От нее пахло какими-то восточными сладостями. Кажется, рахат-лукумом.
– Не было у него никакого номера, – тихо сказала она.
– Нет, был. Я сама видела.
– Не было у него номера, – так же тихо повторила она. – Он рисовал его сам, когда ему было грустно.
Вот так я узнала, что номер, такой четкий, словно был нарисован вчера, и вправду был нарисован вчера.
– Не понимаю, – сказала я.
– Тебе и не надо этого понимать, – сердито вмешался отец.
– А как же страшные лагеря?
