Марк взобрался, чувствуя, как дрожат ступеньки. Дождь стучал по крыше, смешиваясь с запахом свежей краски. Он коснулся кистью стены, но рука дрогнула, оставив кляксу.
– Не думай, – Лиза обняла его за талию сзади, прижимаясь щекой к спине. – Просто доверься.
Он закрыл глаза и провёл линию – изогнутую, как река из их общего рисунка. Потом ещё одну. Краски смешивались, рождая новые оттенки. Когда он открыл глаза, на стене сиял цветок, чьи лепестки были из отпечатков их пальцев.
– Прекрасно, – прошептала Лиза. – Это… мы?
Марк повернулся, всё ещё держа кисть. Дождь стихал, и сквозь тучи пробился луч солнца, осветив её лицо. В этот момент он понял: время пришло.
– Лиза… – Он спустился, беря её руки в свои. – Здесь, среди всего, что мы построили…
– Марк? – Она замерла, глаза расширились.
Он достал коробочку. Керамическое кольцо сверкнуло синим, словно вобрав в себя всё небо, которое они когда-то спасли из трещин.
– Стань моей семьёй. Моей вечной историей.
Дождь перестал. Даже ветер затаил дыхание. Лиза смотрела на кольцо, потом на Марка, и вдруг рассмеялась – звонко, как весенний ручей.
– Ты… ты сделал его сам?
– Из глины завода. И стекла Агата. – Он улыбнулся, нервно потирая запястье. Сыпь молчала.
Лиза протянула руку, и он надел кольцо. Оно идеально село.
– Да, – сказала она просто, обнимая его. – Тысячу раз да.
Их поцелуй был сладким, как первый глоток воздуха после долгого нырка. А когда они оторвались, Агат раскрыл все бутоны разом, и в воздухе закружились лепестки, словно природа сама осыпала их благословением.
Свадьбу сыграли под аркой из роз. Лиза была в платье, сшитом из кусков старых картин – каждый лоскут рассказывал их историю: синяя река, крылья, спирали. Марк, в рубашке с вышитыми эхинацеями, дрожащей рукой надел ей на палец второе кольцо – серебряное, с гравировкой «Корни и крылья».
Гости – несколько друзей из художественной коммуны Лизы и коллеги Марка из мастерской керамики – танцевали под гитару, чьи струны звенели в такт сверчкам. Когда стемнело, они с Лизой выпустили в небо фонарики, сделанные из бумаги с их старыми эскизами.
– Для Давида, – сказал Марк, наблюдая, как огонёк растворяется в звёздах.
– И для мамы, – добавила Лиза, сжимая его руку.
Ночью, когда гости разошлись, они остались на заводе. Агат, теперь окружённый гирляндами, благоухал, смешивая аромат с запахом дыма от костра. Лиза прижалась к Марку, слушая, как он напевает мелодию, которую она когда-то учила его.
– Знаешь, я сегодня нашла кое-что, – она достала из кармана смятый тест. Две полоски светились в темноте, как маячки.
Марк застыл. Воздух сгустился, как в далёком июне, но на этот раз не от боли – от переполнявшего сердце восторга.
– Мы… это…
– Агат будет старшим братом, – Лиза рассмеялась, смахивая слёзы.
Он прижал ладонь к её животу, всё ещё плоскому, но уже священному. Под пальцами билось будущее – хрупкое, как росток, и сильное, как любовь, прошедшая сквозь толщу бетона.
– Я обещаю… – голос Марка сорвался.
– Знаю, – Лиза прикрыла его губы своими. – Ты уже сдержал все обещания.
Через месяц они нашли новый росток у подножия Агата – крошечный, с листьями, похожими на звёзды. Лиза назвала его Алисой.
– В честь мамы? – спросил Марк, поливая растение из леечки, которую они хранили как реликвию.
– В честь нас. – Она положила его руку на свой живот. – Алиса – значит «благородная». А ещё… это анаграмма слова «сила».
