– Говорю же. Не знаю я, – уже заводился я. Хуже всего было от того, что я боялся того же, и от того, что Кристина и я пришли к единому выводу, столь печальное будущее моего друга, становилось все более реальным. – Надеюсь ему хватит мозгов сделать все правильно, – продолжил я, немного успокоившись. – Давай не будем об этом сейчас. Не хочу забивать себе голову.
Кристина хотела было сказать что-то еще, но заметив мой взгляд, лишь нежно улыбнулась, и прислонившись пухлыми губками к краю чашки сделала маленький глоток, словно говоря мне: «Хорошо, дорогой. Мы вернемся к этому разговору, когда ты будешь готов».
За это я и любил свою жену. За ее умение понимать и сострадать. Конечно, не все у нас было гладко, и порой мы могли ругаться несколько дней напролет, но в одном можете быть уверены точно – более доброго и чуткого человека чем Кристина, вам навряд ли удастся сыскать и за десять лет. Хотя, наверное, каждый готов сказать так о своей любимой. Но все же… И я настаиваю. В сострадание ей не было равных. Она всегда была готова помочь ближнему, следуя лишь своим христианским идеалам, которые она ото всех держала в тайне, поскольку верила, что любовь к Богу непременно должна быть тихой. Порой я даже упрекал Кристину за ее чрезмерное желание доверять и отдавать, которое не раз становилось причиной ее слез. Она была слишком хороша для этого грязного мира. На самом деле. И порой даже мне хотелось, чтобы она научилась быть немного злей и циничней, ведь мне было чертовски больно видеть, как она снова и снова, давала второй шанс людям, которые не заслуживали ни единого.
Остаток вечера мы провели дома. Лениво отлеживались в гостиной. Мы не часто выбирались куда-нибудь после работы, в основном потому что проводили вместе слишком мало времени, и в дни, когда нам выпадало редкое счастье побыть вдвоем, мы предпочитали не тратить время на встречи с друзьями. В постель тем вечером мы легли рано, но заснуть я так и не смог, до самой глубокой ночи. Елинич все никак не шел у меня из головы, и я то и дело возвращался к тому, что он сказал мне тем вечером. Я не на шутку волновался за него. И каждый раз, когда мой внутренний мечтатель говорил мне, что может быть Елинич все-таки сможет начать новую жизнь, беспощадный реалист хватал его за глотку, и глядя как мечтатель испускает последнее дыхание твердил мне вновь и вновь: «Елинич то, облажался по-крупному, парень. Теперь то этот пьяньчуга уж точно допрыгался. Конец ему. Баста», – и я лишь лежал в постели, глядя как по потолку бегают блики далеких фар, что все мчали по улице, как мчала навстречу погибели заблудшая душонка Александра Елинича.
Глава 5
Следующим утром, я проснулся в восемь утра, и нехотя встав с постели, стал собираться на работу. Мысли о Елиниче остались в далеком вчерашнем дне, и потому я принялся за ритуал, который совершал каждое буднее утро.
Сперва принять душ и почистить зубы. Надеть чистую майку и отправляться на кухню завтракать. Обычно в это же время просыпался Павел, и прежде чем накормить нас обоих, я наблюдал за тем, чтобы он не хитрил во время чистки зубов, и заправлял за собой постель. В тот год занятия у него начинались во второй половине дня, а на работу мне нужно было лишь к десяти, и мы успевали поговорить немного утром, пока я брал парочку колбасок, или ломтик бекона, бросал его в раскаленное масло и заливал яйцом, хорошенько засыпав все это перцем и пряностями. Павел же, не разделял моей тяги к сытным, и если быть честным чертовски вредным, завтракам и ограничивался тарелкой кукурузных хлопьев и чашкой чая. А я свои зверства над желудком заканчивал чашкой черного кофе и сигаретой. Все как у старины Джармуша. Я знал, что эта парочка однажды прикончит меня, но все никак не мог с ними расстаться. Хотя в последнее время, все чаще об этом задумывался, ведь очень не хотел, чтобы через каких-то 10 или 15 лет, моей семье пришлось бы хлопотать о моих похоронах.
