А сейчас мы с тобой оба старички, – Кревис усмехнулся, поводя плечами. – Крепенькие ещё, но уже старички. И почему нас это не удивляет?
Мэйвин стоял, скрестив на груди руки. Он готов был под каждым словом Кревиса подписаться, но почему-то промолчал.
Он прожил уже порядком, а всё равно до сих пор помнил в лицо каждого, чью жизнь «выпил» для поддержания своей.
Все маги, в принципе, рано или поздно прибегают к этому. Пока молоды, даже довольно часто, с годами почти все – реже. Как бы то ни было, но вечно не живёт никто. Рано или поздно жизнь начинает тяготить любого. По крайней мере, Мэйвин не знал никого, кто дожил бы до тысячелетнего возраста. Слухи ходили, конечно, что где-то в княжестве Гонория остался ещё один древний и очень мощный маг, ему лет пятьсот, а то и больше. Но можно ли верить слухам?
– Ладно, Кревис, пусть будет так, как ты хочешь. Я попробую связаться с Ангусом. Сам предложу, первым, – с неохотой согласился Мэйвин. Он и хотел, и не хотел этой встречи. Интересно было увидеть, как изменился Ангус за последние сорок шесть лет. Но ни к чему хорошему не приведёт эта встреча. Опять мальчишеские обиды и претензии. Опять чувство вины и невозможность хоть что-то исправить.
– Если ты и вправду нужен ему, он примет твоё приглашение. Только… – Кревис замялся, не зная, как сказать дальше; но Мэйвин и сам всё понял, продолжил, упрямо хмуря брови: – Только не в этом доме! Конечно же! Разумеется! Сюда его вести ни к чему, это я и сам понимаю. Да и со встречей тянуть не буду тоже.
Г Л А В А 4
Для выхода в город Мэйвин выбрал лучшее своё платье: свободную белую рубаху с кружевным отложным воротником и манжетами; дорогой тончайший хлопок ирунийской работы спрятал не под дорожным плащом, как обычно, а надел суконную куртку с серебряными пуговицами. Перепоясался широким поясом, украшенным нарядной тяжёлой пряжкой, двумя другими, но поменьше, из такого же набора, заменил простые бронзовые пряжки на ремешках сапог. Эйнарду приказано было тоже приодеться почище, его Мэйвин решил взять на эту встречу с собой.
День для первых недель осени выдался неожиданно тёплым и солнечным. Людей на улицах и в другие дни всегда было много, но сейчас же, казалось, их стало больше вдвойне.
Пробираясь вперёд медленнее, чем ему самому хотелось, Мэйвин шёл по запруженной прохожими улице, опирался на свой посох. По сторонам почти не смотрел, не смотрел и за спину, чувствовал, что Эйнард не отстаёт от него ни на шаг.
Эйнард не знал, куда они направились. Мэйвин не имел привычки посвящать его в свои дела и планы. Пока собирались и завтракали, дедушка с самого утра был строг, предельно собран и задумчив. Эйнард не решился задавать вопросы, хоть роль покорного бессловесного слуги за спиной ему никогда не нравилась, возмущала даже и обижала, если уж быть честным.
Дедушка в последнее время вообще как чужой. Будто боится чего-то всё время. Чего-то или кого-то. Вчера полдня где-то пропадал, вернулся в дом дяди Кревиса довольный, и опять они, два старых друга, как заговорщики, обсуждали какие-то свои дела до поздней ночи.
Не нравилось всё это Эйнарду. Чувствовал он нутром: происходит плохое что-то. Или произойдёт в скором времени. Он ведь тоже тогда присутствие третьего мага почувствовал. Но не тепло и радость, как при встрече с Кревисом, а опасность, почти физическую боль и ещё… ещё страх почему-то. Но страх непонятный, животный какой-то, почти панический. Воспоминание об этом страхе потом весь день преследовало и ночью тоже до самого утра так и не дало уснуть. До рассвета Эйнард в состоянии тихого знобкого ужаса пролежал в своём углу на набитом соломой матрасе. Дышал через раз, ждал повторения этой тошнотворной жути, но никому ничего не сказал: ни дедушке, ни хозяину дома, дяде Кревису.
