— Присаживайтесь, ваше высочество, — когда дверь
закрылась за Имарис, Азаир жестом указал на свободные стулья с голубой обивкой
и высокими резными спинками, а затем занял свое место за рабочим столом.
— Спасибо, — выдавила Мирель и села. Ей не хватило
бы мужества разговаривать с мужем стоя: от его взгляда у неё тряслись поджилки.
— Могу я узнать, чем вы были заняты всё утро?
От его притворно вежливой и дружелюбной интонации ей стало
совсем не по себе.
— Гуляла, — она гордо вздёрнула подбородок.
— Где? В саду вас не было, — он изобразил удивление.
— Наблюдала за ловлей хакагуана, — ответила в тон
мужа.
Азаир сжал челюсти, и Мирель заметила, как заиграли желваки
на его скулах, а глаза недобро блеснули.
— Позвольте узнать, ваше высочество, ваше фривольное
поведение результат недостатка воспитания или природной глупости? Я бы мог ещё
предположить детскую взбалмошность и неосмотрительность, будь вам четырнадцать.
Её щёки и шея залил густой румянец. Дыхание стало частым, в
ушах застучало. С ней никто и никогда не разговаривал столь оскорбительно!
— Не вижу ничего постыдного или предосудительного в
том, что я совершила небольшую прогулку, — слова дались ей тяжело, язык
прилипал к нёбу, а внутри клокотала обида.
— Очень жаль, что не видите, — в его голосе
зазвучала сталь. — Думаю, даже при вашем ограниченном образовании вы
знаете, что девушке вашего положения неприлично ходить одной, где
заблагорассудится. Это бросает тень на вашу репутацию и на мою. Не говоря уже о
том, что это может быть небезопасно. Но вы позволили себе пренебречь здравым
смыслом, посчитали, что вы умнее и ловчее обученных гвардейцев Немеониса. Вы
правда считали, что стоящие в карауле солдаты не замечают, как вы шмыгали
туда-обратно? Считаете, у дозорных нет других забот, как следить за
легкомысленной принцессой, которая творит что взбредёт в голову? Немеонис не Луара,
никто не будет потакать вашим капризам!
Мирель молчала. Объяснить мужу, что ей было необходимо
побыть за пределами замка, она бы не смогла. Он бы не понял. Не стал бы
слушать. Слёзы обиды и унижения жгли глаза, и она из последних сил старалась не
разреветься в присутствие мужа.
— Я бы закрыл глаза, будь ваша самовольная прогулка
единичным случаем, но вы решили сделать из неё привычку. Если уж вам невтерпёж
полюбоваться окрестностями, извольте брать сопровождение, или я приставлю к вам
конвой, который будет ходить за вами по пятам и в замке, и за его пределами. Я
не потерплю проявления неуважения ко мне или традициям моей планеты. Надеюсь,
мы с вами друг друга поняли?
Мирель лишь коротко кивнула, не в силах произнести хоть
слово. Она резко встала в надежде поскорее покинуть кабинет.
— И ещё одно, — остановил бегство жены Азаир, —
если вы хотите казаться остроумной, то вам определенно стоит заполнить пробелы
в знаниях. Животное, ловля которого вас так сильно увлекла, называется
хакагуарана, а не хакагуана.
— Я могу идти, ваше высочество? — севшим голосом
спросила она.
— Не смею вас больше задерживать.
Азаир встал и сдержанно поклонился, согласно этикету, но для
Мирель его жест стал сродни пощечины.
Слёзы застилали глаза. Принцесса отвернулась к двери,
быстрым движением смахнула со щеки предательски сорвавшуюся слезинку и сделала
шаг к двери, но взгляд упал на небольшого размера портрет, висящий чётко
напротив рабочего стола Азаира. Сердце болезненно сжалось, а душу захлестнуло
отчаяние. На картине вполоборота была изображена Рубелия — та, в чей тени,
Мирель, похоже, придётся пребывать долгие годы, если не всю оставшуюся жизнь.
На картине Рубелия выглядела особенно красиво и нежно. Мирель не могла оторвать
взгляда от её лица, густых, распущенных волос и удивительных, бирюзовых глаз.
Лишь несколько секунд спустя она заставила себя дойти до двери и выйти в
коридор, чувствуя полное опустошение.
