Когда погасло солнце - страница 13

– Хорошо, – отвечаю я. – Сейчас я правда в порядке.

– Хочешь вернуться?

– Я обещала один танец брату.

– Не думаю, что танцы – это хорошая идея.

– Я обещала, – настаиваю я. – Я буду очень осторожной, и, если понадобится, сразу позову вас.

– Не нужно обращаться ко мне на вы, прошу, – смеется Харун. – Это только все усложняет.

Он поднимается на ноги, я встаю с дивана, но Харун не успевает даже дойти до меня, как начинает кружиться моя голова, и комната плывет. Лицо Харуна теряется среди этого водоворота, и я слышу его взволнованный голос.

– Мне нехорошо, – говорю я, как он и просил.

Руки Харуна подхватывают меня. В глазах темнеет, и мир гаснет.

– Моя маленькая Тизерия, – слышу я ласковый голос, и мягкие прохладные пальцы нежно касаются моей горячей щеки.

Я с трудом открываю глаза. В комнате царит полумрак, лишь свет от горевших в камине дров и одинокая свеча освещают комнату. Тяжелые шторы плотно закрыты, я не знаю, ночь сейчас, вечер или раннее утро.

Все тело ноет, и я опускаю тяжелые веки. Каждая кость в моем теле дает о себе знать. Я мечтаю скорее вернуться в сон и освободиться от невыносимой боли.

– Тизерия, – вновь зовет меня мягкий голос брата. – Тебе нужно выпить это.

Я моргаю несколько раз, привыкая к тусклому свету. Мирез сидит на краю постели, держа в руке чашку. Шумно выдохнув, я киваю. Мирез улыбается и помогает мне сесть. Мелкими глотками я опустошаю чашку и откидываюсь на подушки.

– Отдыхай, я навещу тебя вечером, – Мирез ласково гладит мою ладонь.

Он поправляет подушки и натягивает одеяло до подбородка, затем тихо выходит из комнаты.

Свеча рисует светом узор на потолке. Капли бегут из глаз по вискам. От настоя, что принес брат, боль немного ослабевает. Мышцы расслабляются, и мягкие объятья сна манят меня к себе. Перед тем как окончательно скользнуть в небытие, я на мгновение чувствую себя здоровой.

Сон мой неспокоен, я просыпаюсь и вновь проваливаюсь в темноту. Очнувшись, я едва могу открыть глаза. В меня вливают очередную порцию горького настоя, после чего я вновь засыпаю.

Мне снится мама, она зовет, протягивая руки. Холодный пот выступает на коже, рубашка противно липнет к телу, а ноги путаются в простынях. Тело знобит, и я перестаю различать реальность.

Я балансирую между сном и бодрствованием, не в силах удержаться за какое-то одно состояние. Приходят люди, поят меня отварами, что-то говорят, но я не могу разобрать их слов, в голове все гудит, и я опять проваливаюсь в темноту. Из сна меня выдергивает напряженный голос. Вынырнув из небытия, я прислушиваюсь. В комнате кто-то тихо спорит.

– Ей уже ничего не помогает. Она либо спит, либо бредит, либо стонет от боли, – слышу я знакомый голос, но никак не могу вспомнить, кому он принадлежит.

Вновь цепкие пальцы боли тащат меня к себе. Я пытаюсь открыть глаза, хочу удержаться в сознании, понять, что происходит вокруг, но тьма уже затуманивает разум, тянет к себе, предлагая мне самое желанное – спокойствие, и я поддаюсь.

Не знаю, сколько проходит времени, я давно потеряла ему счет. Ледяные руки сжимают мое плечо. Я чувствую холод даже через рубашку. Неужели у меня такой сильный жар? Я собираюсь с силами, чтобы открыть глаза или сказать что-то важное брату, но мысли путаются, а во рту все пересохло так, что язык отказывается шевелиться.

Мягкие холодные губы касаются моего запястья. Я начинаю сомневаться, что это был Мирез. Я хочу одернуть руку, но меня держат крепко. Прикосновение такое нежное, что я отбрасываю все мысли. Я цепляюсь за это приятное ощущение. Оно длится лишь секунду, пока острые зубы не прокалывают кожу. Возможно, я слишком привыкла к боли, либо холодные губы так манят меня, что я не замечаю неприятного покалывания на коже.