Странно, но в теле не осталось боли.
Я лежу с закрытыми глазами, боясь пошевелиться. Я страшусь, что, если сделаю хоть малейшее движение – пытка вернется. В комнате тихо, слышно лишь монотонное движение стрелок часов.
Я сосредотачиваюсь на слухе и дыхании. Медленно вдыхаю и выдыхаю. Чувствую аромат чистого постельного белья, словно его только высушили, и кровать застелили пять минут назад. Запахи окутывают меня. Дерево, лак, лен и бергамот. Они становятся все ярче. Мне удается различить их по отдельности. Обонянию удается уловить даже запах краски на страницах книг, стоящих на полке.
Где-то вдалеке раздаются торопливые шаги. За окном ухает сова. Мой слух улавливает то, чего сейчас не могут увидеть глаза.
Возможно, у меня просто разыгралось воображение. Мне хочется рассмеяться, но я тут же вспоминаю о жгучей боли и не решаюсь даже открыть рот. То спокойствие, в котором я нахожусь, кажется нереальным, но мне не хочется терять его.
Кто-то в комнате шевелится, и я слышу:
– Тизерия?
Я замираю. Страх приковывает меня к кровати так крепко, что я даже не дышу. Голос кажется мне знакомым, но я никак не могу вспомнить, кому он принадлежит.
– Тизерия? – вновь зовет меня бархатный голос.
Открыв глаза, я вижу резной потолок, деревянные балки и балдахин из струящейся ткани. Меня переместили в другую спальню.
Я медленно шевелю пальцами и застываю, ожидая очередную волну боли, но ничего не происходит. Я чувствую лишь мягкое прикосновение шелковой сорочки к телу. Я медленно сажусь.
Бархатный голос принадлежит Харуну, который сидит в кресле напротив кровати, положив локти на колени и подавшись немного вперед. Наши глаза встречаются, и я прижимаю край одеяла к груди. Харун отворачивается в сторону завешенного шторами окна.
– Не бойся, Тизерия. Ты в безопасности, – мягко говорит он. – И здорова.
Постепенно воспоминания о последних днях возвращаются ко мне. Я в Старесе, а мужчина, сидящий напротив моей постели, – мой муж, граф Грейкасл.
– Что с твоими глазами? – спрашиваю я и вздрагиваю от звука своего голоса. Он кажется непривычно мелодичным.
Харун поворачивает голову, и я вновь вижу его ярко-алые глаза.
– Так происходит, когда мы пьем человеческую кровь, – объясняет он. – Чтобы обратить тебя, мне пришлось выпить твоей крови.
Харун встает, берет висящий на спинке кресла халат и подходит ко мне.
– Пойдем, я кое-что тебе покажу.
Я отбрасываю одеяло и поднимаюсь на ноги. Получается легко и быстро, словно мое здоровье не просто вернулось, но и увеличилось в несколько раз. Харун помогает мне одеться, и я следую за ним.
Зоркие глаза подмечают каждую деталь в комнате. Шторы из зеленого бархата плотно закрыты, несколько ламп освещают спальню. Какое сейчас время суток, остается лишь гадать. Деревянные полы почти полностью покрывает мягкий ковер с причудливым повторяющимся узором. Напротив кровати стоит камин. Над ним в позолоченной раме висит картина, изображающая красочный пейзаж: зеленые луга, горы, небольшой кусочек леса, над которыми раскинулось яркое голубое небо.
Из комнаты ведут три двери, и Харун останавливается у одной из них.
– К тебе вернулось здоровье, но в твоем теле произошли некоторые… перемены.
