– От Молотилова поставляется, у него всё всегда высшего качества, – с нехорошей обидой произнёс купец Обряднов, да так выразительно, что у товарища кусочек нежнейшей селёдки чуть не застрял в горле.
– Ай, да и не очень хорошая, – сразу переменился товарищ и сплюнул на пол кусок, которым чуть было не подавился.
– Ты чего плюёшь?! Чего плюёшь?! Такую селёдку плюёт! Не умеешь угождать, скотина! – и при этих словах купец Обряднов с размаху заехал своему товарищу в ухо, вложив туда всю тревогу и беспокойство за свадьбу своего приказчика.
– Я успокоить хочу, а ты в драку! – и товарищ, ничуть не медля, ответил с левой руки тоже в ухо купцу Обряднову.
Через двадцать минут выдворенные из кабака с разбитыми носами купец Обряднов и его товарищ сидели на берегу речки, которая протекала невдалеке от места событий, смывали кровь с лиц и одежды, мирно и удовлетворённо переговариваясь.
– Ну что, успокоился, что ли? – спрашивал товарищ у купца, помогая ему смывать кровь с косоворотки.
– Успокоился. Ну и дурень я! Разве не дурень?
– Дурень и есть! – охотно согласился товарищ. Да, видно, согласился слишком уж охотно, потому что немедленно получил уже знакомый удар в ухо.
– Не успокоился?! Я тя щас успокою!
Драку разняли только через полчаса какие-то мужики, которые спустились к реке за водой для лошадей. Но зато уже на следующий день действительно спокойный и мирный купец Обряднов приказал вызвать к себе приказчика и со всей щедрости благословил его к свадьбе ста рублями серебром.
– Бери, бери! Не кто-нибудь женится, а лучший приказчик купца Обряднова, не последнего купца, скажу я тебе! И не какую-нибудь берёт, а купеческую дочь.
– Премного благодарствую, – с поклоном, в котором было видно достоинство и уважение к своему благодетелю, отвечал Фёдор, незаметно рассматривая свежие синяки на широком купеческом лице.
– Да вчера погорячился чуток, – заметил купец не очень деликатные взгляды Фёдора.
– Оно бывает-с, – также с достоинством заметил Фёдор.
– Бывает-с, ещё как бывает-с, – раздумчиво сказал Обряднов. – Ну, ладно, иди уж к своей любезной. Даю тебе выходной. Мишке скажешь, чтобы подменил.
– Как изволите-с, как изволите-с, – радостно ответил приказчик и мгновенно исчез за дверями.
– Ишь, пулей полетел… – улыбнулся было купец, но, случайно задев себя обшлагом халата за нос, болезненно поморщился и вздохнул.
Тем временем купчиха Куприянова принимала самое горячее участие в устроении свадьбы, невольно добавляя только лишних хлопот и неразберихи. То ей казалось, что экипаж молодых нужно непременно украсить белыми розами, то, что свадебный стол нужно непременно накрыть скатертью с золотым узором.
– Да откуда я белых роз столько возьму? Ведь не сезон! – отбивался от очередного предложения купчихи Пал Петрович.
– Да из ткани! Из ткани сейчас такие делают цветы, ничуть от живых не отличишь!
– Помилуйте, Катерина Петровна, чтобы я украшал искусственными цветами свадьбу родной дочери? Где Ваш вкус, скажите мне?!
– Не горячись, голубчик, не горячись! Никакого в том позора нет. И потом можно их куда-нибудь использовать. Ведь экономия.
– Экономия?! Да мы сейчас рассоримся, ей-богу рассоримся, – горячился Пал Петрович.
Но тут в комнату вошла его супруга, собственноручно неся на жостовском подносе чай с липовым мёдом, и, подавая его, неслышно, с мягкой улыбкой проворковала:
– Да, полно вам, голубчики мои. Оно не стоит ссоры, не стоит никак.
