Страх исчезал, утопал в средоточии звуков и образов. И снова тот же, знакомый пейзаж. Густорастущие кроны деревьев, чуть пожелтевшая зелень холма. Юбка яркого платья солнечным бликом скользит по земле. Девушка в нём незнакома, но так очевидно близка, что хочется броситься следом за ней, сминая душистые травы. На мгновение бегство её замедляется, и в обороте лица отражается смех. Он звучит приглушенно, как будто сквозь толщу воды. Волосы с лёгкой рыжинкой трепещут, игриво снуют по плечам. И Протее отчаянно хочется крикнуть, позвать незнакомку по имени. Вот только голос пропал, и вместо него из груди вырывается вздох...
Тея проснулась от резкого звука. Что это было, она поняла лишь потом, когда её кожи коснулась чужая рука. В комнате было темно, и оттого полыхающий отблеск свечи на лице у мужчины показался зловещим. Она отшатнулась к стене. Мысли метались, но испуганный крик так и застыл в её горле. Он не стал нападать, а просто смотрел на неё, сидя на корточках рядом с матрасом. Когда морок сна отпустил, Тея сумела увидеть его сквозь огонь. Суриец сощурился, взгляд неспешно блуждал по её обнажённому телу. Протея свернулась в комок и волна золотистых волос окружала её, словно призрачный кокон.
- Зукиляяяя, (Красивая), - произнёс он на выдохе и задумчивым взглядом уставился в пол.
Теперь его торс был одет, но рубашка была нараспашку, словно он только накинул её. Волосы вились, сползая по крепким плечам, превращаясь в курчавую бороду. Рыжий цвет мельтешил в них подобно агонии, жаркий, трепетный, страшный! Он по́днял с матраса прядь её светлых волос, поднёс к ним свечу, изучая. Тея ждала. В какой-то момент ей почудилось, что сейчас он её подожжёт. Но суриец лишь хмыкнул, скользнул взглядом вверх, по её прижатым друг к другу ступням.
- Жатэ, та ни цылка, (Жаль, ты не девственница), - он с досадой вздохнул, как будто увидел в ней некий изъян. Взглядом достиг её глаз, и Протея испуганно вздрогнула.
- Хапи… я и так торга та кунтума, (Хотя, я и так сторговал тебя выгодно), - сказал он ей, будто Протея его понимала. А ей так хотелось понять! Ведь он говорил про неё…
- Лика та знута? (Как тебя звать?) – он усмехнулся, как будто услышав ответ, - Бэлузар! (Белобрысая).
Протея поёжилась, вспоминая обрывки услышанных ранее фраз. Кажется, он уточнял её имя? Что с того? Пускай назовёт её на сурийский манер. Как у них принято кликать рабынь?
- Я бы люба та, (Я бы забрал тебя), - он втянул носом воздух, - Но ни можна, ни можна, (Но не могу, не могу).
«Не могу», - различила Протея и удивилась, услышав его извинительный тон. Слабая мысль промелькнула в её голове – вымолить что-то. Свободу! Едва ли он даст. А больше ей было не нужно. Только бы выйти отсюда живой.
- Ни синках, (Не бойся), - он улыбнулся ей краешком рта, - Там та ка сура, (Там тебе будет лучше).
Смысл его слов пробивался сквозь разницу южных наречий. Переплетение близких по смыслу слогов, вынуждало её понимать.
«Там», - тревожно подумала Тея. Но спросить у него: «Где?», - не посмела. Пусть лучше он сам говорит, а она исхитрится понять свою участь по ломаным фразам.
- Я кусатре, (Я устал), - неожиданно он опустился на край. Матрас утонул под увесистым телом. Суриец поставил кривой канделябр.
Протея смотрела на профиль мужчины, силясь понять, как себя повести. Она продолжала сидеть, поджимая колени, не решаясь обмолвиться с ним. Хотя целая уйма вопросов кружились в её голове. Что будет дальше? Куда отправляют таких, как она? А главное, как ей исчезнуть отсюда?
