– Найн! Найн шизен! Нихт нетих расстрель!
Лев не успокоился, ему стали нравиться эти переговоры с позиции силы. К тому же голые девки сгрудились вокруг и с интересом наблюдали за происходящим. Лев, Амбал и Чуня с еще большим интересом наблюдали за девками. Лев показал старикану бляхи на ремнях, залитые свинцом, Амбал и Чуня влево-вправо сверху-вниз рассекли со свистом воздух возле дедова носа. Старичок присел, девки и тетки пооткрывали рты. Немногочисленный и худосочный местный мужской пол и до этого отсиживался за хилыми кустиками и делал вид, что конфликт их не касается, а после такой демонстрации боеготовности и вовсе испарился. Лев попер уже в полный рост и в полный голос:
– Давайте сюда свою полицай! Хотите посмотреть, как черепушка раскалывается?! – Лев совсем вошел в раж, дал старикану свой бинокль. – Видишь на крейсере пушки?! В семнадцатом году «Аврора» одним выстрелом Зимний дворец развалила до основания. А если залп из всех стволов?! От вашего городишки одна пыль останется, как Кенигсбергу и не снилось!
Дед, erfahrener Soldat, попавший в плен 44 года назад как раз в Кенигсберге, в этом месте переговоров окончательно сдался русским, второй раз в жизни. Дедок быстренько построил всех фройляйн и фрау в шеренгу, приказал отвернуться, и русские моряки, отдавая честь, но и сохранив ее, прошли, чеканя строевой шаг и радостно лыбясь, по немецкому нудистскому пляжу в направлении Родины. Лев скомандовал:
– Отделение! Равнение вон на ту задницу! Ну, вы понимаете, на какую.
Отделение с готовностью и очень внимательно поравнялось на симпатичную задницу. Никакому генералу не снилось такое почтение. Рыжая фройляйн-мамзель, которой задница принадлежала, почуяла опасность, покраснела ушами, дернулась, но не обернулась. Приказа не было. Орднунг унд дисциплин, это у них в крови. Отделение отдало заднице и ее хозяйке честь со всем моряцким шиком и убыло на Родину. Амбал еще успел крикнуть напоследок:
– Эй, мамзель, адресок не черканешь?.. Ну, будешь проездом в Абакане – звони!
Вдогонку отделению неслись крики голых восторженных немок:
– Комм мит дем зиг цурюк! Ду хаст ун бизигт! Нохмаль!
Взойдя на дюну, отделение советских моряков маленько рассыпало строй. Лев не удержался, обернулся и помахал рукой деду и той рыжей фройляйн. А Чуня тоже не удержался, приспустил трусы и показал немкам свою нудистскую крепкую задницу. Потом уже и все отделение не удержалось, повалилось в хохоте и катилось до подножия дюны, корчась в смеховых судорогах. После таких затяжных переговоров опаздывали уже нещадно. Договорились сказать командиру, что заблудились в незнакомой местности, никто по-русски не понимает (что единственное было правдой, и то если деда не считать) и только неодолимая ностальгия по Родине привела их обратно. Командир, может, и не поверил, уж больно хитрые были рожи у наглецов, но что с них взять, с дембелей. Вкатил по выговору, который был для них как привет с уже далекого фронта, и на этом все закончи…
Ан нет, не все! Оставшуюся неделю службы этим троим нудистам поневоле пришлось, уже по воле команды корабля, целыми ночами рассказывать об этом приключении. И если Амбал и Чуня делали акцент на анатомических подробностях, ну что взять с пэтэушников из Сибири, то Лев, помня о том, что спасло их от позора все-таки следование Уставу (ну, более-менее), упирал на то, что нужно три года достойно нести службу, стерпеть все тяготы, быть настоящим солдатом и комсомольцем, отбарабанить по-чесноку всю службу, и тогда добрый командир, который тоже, как ни странно, человек, наверняка отдаст приказ – высадить на полдня, а то и на сутки, самых достойных на нудистский пляж в Заснице. А самых-самых достойных – в Бразилии. А которые уже совсем достойнее некуда – тех на Таити.
