– Это как же? – озадачился парень. – Билетов нет? Или денег?
– Здешний я, сынок… Так что билет мне ни к чему.
– Бомж, что ли? Непохоже, вроде…
– Бомж не бомж… А скоро им стану, сынок, – ответил старик Евтеев и вдруг надрывно воскликнул: – Думал ли я, что на старости лет… И кто – дочь родная!
– А что – дочь?
Но тут старик Евтеев взял паузу.
– Подожди, сынок… Тяжело. Правда. Выкурю сигаретку…
И закурил, как курят, когда обдумывают что-то очень тяжелое. Как раз прошел мимо милиционер из здешнего линейного отделения.
– Что дядя Вася, опять? – спросил он, останавливаясь перед скамейкой.
– Опять, – ответил старик Евтеев, глядя себе под ноги.
– Ну, ну… – хмыкнул милиционер. Затем глянул на парня с каким-то непонятным выражением глаз и отошел.
– Видал? – сказал старик Евтеев, кивнув головой вслед милиционеру. – Я ведь не в первый раз уже здесь ночь коротаю… Знают меня. Тяжело, сынок.
– Да что случилось-то?
– Подожди, сынок… Тяжело.
Старик Евтеев еще с минуту курил, вздыхал, потом аккуратно затушил окурок, положил в карман. Помедлив, глянул на пассажира таким взглядом, точно примеривался, – рассказать или нет о своей беде?.. Затем все-таки решился.
– Тебя как зовут, сынок?
– Александр… Саша.
– Вот так-то, Александр, оно в жизни бывает… Всю жизнь, можно сказать, на нее положил, и вот она чем отплатила… Отцу родному!
Старик Евтеев склонил голову, тяжело качнул головой, раз, другой… И лишь затем начал:
– Может, сынок, в кафе зайдем? Здесь кафе есть, прямо на станции. У меня бутылочка в портфеле, там разрешают… Если, конечно, время у тебя терпит. И если не побрезгуешь.
Парень подумал, кивнул головой согласно.
– Хорошо, отец. Есть у меня два часа в запасе. Только пить я не буду. Не люблю в дороге.
– Да мне только для поддержки, сынок! Я ведь и сам небольшой любитель этого дела. Просто… Тяжело мне сегодня, сынок. Понимаешь, – тяжело!
Они встали со скамейки, и старик Евтеев повел парня в кафе, где «разрешают».
В кафе старика Евтеева, похоже, знали. И встретили почему-то неприветливо… Парень, впрочем, этого не заметил.
Они сели за столик в углу, парень заказал комплексный обед, достали «заветную»… Когда старик Евтеев поднес горлышко бутылки ко второму стакану, парень воспротивился было, но потом махнул рукой, – мол, чего уж там… Лей!
Выпили, закусили… И старик Евтеев стал рассказывать горестную свою сагу, из которой выяснилось следующее.
Жена старика Евтеева умерла при родах. Но ребенок, девочка, – выжил. Ради нее-то, собственно, старик Евтеев остался жить на этом свете. Потому как жену свою любил до беспамятства и как жить без нее – не знал. Но ведь – долг. Ребенка сиротой оставить, – у кого же рука подымется? А так – наложил бы старик Евтеев на себя руки. Так тяжело, почти невозможно было жить ему без жены.
Как он жил эти двадцать пять лет, пока дочка не вышла замуж, – это отдельная история. Трудно жил. Нет, в материальном отношении, слава Богу, – нормально. Как все. Не хуже и не лучше. Страна была другая, люди другие… Все – другое. Но вот память о жене… Ни дня не проходило без воспоминаний о ней. Ночами приходила она к нему, и тогда просыпался старик Евтеев в слезах.
– Понимаешь, сынок! И вроде – мужик, и вроде – негоже мне, а плакал во сне!
– Ну… Это не считается, – во сне… – парень замялся. – Еще по одной, отец?
– Давай…
И только девочка спасала старика Евтеева, уменьшенная копия своей матери. Глянешь на нее, бывало, и легчает на душе… Девочка росла умницей, такая пригожая, ласковая, трудолюбивая… Словом, вся в мать, покойницу. Не только сам старик Евтеев, но и соседи на нее не могли нарадоваться. С десяти лет дом держался на ней. Постирать, приготовить, прибраться – все она.
