– Ну и чего ты ревишь-то?[4] – строго сказала Антониде Нина. – Эко дело, пёс! Солидное существо, дом охранять станет. У меня вона – пятый год Васька пятак да хвост закорючкой отращиват, копыты, опять же. Да ещё хрюкат, как по пятаку-то хлопну газеткой или чем попало. Совсем превратится – куды его? На мясо, что ль? Никак нельзя, двои робят у нас, внуки.
– Женщины, вы с ума сошли, или разыгрываете меня?! – почти взвизгнула Алла. – Идите с Богом, думать надо было, за кого замуж выходите и от кого детей рожаете! И вообще перестаньте, всё это бред, бред!
– Дак вовсе не бред, Аль, – сказала Нина. – От винища всё. Сперва пьют-пьют, а под конец така мутация и выходит с имя. Ничё не понимают, ничё не делают, обыкновенный алкоголизьм. Только раньше не превращались, а теперь превращаются. Вона смотри, спида раньше тоже не было, а ноне есть. Мало ли какого сраму нанесло, и это тож…
Алла меж тем уже поднялась с дивана, совладав с собой. Вежливо выпроваживая женщин, вышла с ними на крыльцо. Глаза её вдруг округлились, она смотрела в направлении дома Антониды. У калитки стоял Алексей и, глядя на пробегавшую мимо собаку, преображался на глазах: встал на четвереньки, оброс шерстью, хвостом, завилял им и весело побежал за собакой…
– Ну вот и отдохнёшь от его теперь, – заявила Нина Антониде, – он за сучкой-то далеко убежит, может, с неделю его не будет, может, доле. Ты пока будку спроворь, он, может, больше в человечье обличье и не придёт, я об таком слыхала. Лучше б и не вертался, опосля того тебе с ним ещё хуже будет. Мне Ваську-то кастрировать пришлось, как он к соседской хрюшке в сарай зашёл. А твой не дастся – эко пёс какой громадный!..
И никого рядом!.. Никого, а Ваня же проснулся!
– Где мой дедушка… – попробовал захныкать, но понял, действительно – никого в доме. Он обвёл глазами знакомую комнату. Испанские, китайские, корейские, и даже покемоны отечественного производства отчуждённо смотрели с полок. Ваня вспомнил о великолепном красном мотороллере, который, вероятно, дожидается его на веранде, и немного приободрился.
– Няня! – на всякий случай громко крикнул мальчик.
– Ни няни, ни Бабочки, ни папы, ни мамы… – в окно просунулась морда Коня и широко улыбнулась: – Доброе утро, малыш.
– Где дедушка?
– Дедушка уехал вчера, ты же знаешь.
– Почему он уехал? – капризно спросил Ваня.
– Пойдём погуляем, там и поговорим.
– Мы пойдём в магазин?
– Лучше погуляем в Саду.
– Хочу в магазин! Купишь мне игрушку?
– Нет.
– Чупа-чупс?
– Но у нас же нет денег.
– Есть! Я сам куплю! – Ваня заглянул под подушку и достал оттуда дедушкин подарок – зелёную денежку с дядькой посередине.
– Хорошо, пойдём, – согласился Конь.
– Почему ушла няня?
– Не почему, а куда. Няня ушла за молоком. Она думала, ты будешь долго спать.
– А папа с мамой?
– Ну их просто опять нет. Они теперь в Дамаске.
– А я…
– А ты в Саду, со мной.
– Не хочу в Саду! Не хочу тебя слушаться!
– А по попе хочешь?
– А дедушка увидит, он тебе…
– Дедушка меня никогда не увидит, он видит то, что видит, а не то, что есть.
– А Бабочка тебя видит?
– Бабочка видит, но её тоже нет.
– Почему?
– Потому что ей нравится Гофман, а твоему дедушке нет. И они поссорились. Она ещё не знает, что дедушка уехал. Узнает, придёт к тебе.
– А кто такой Гофман?
– Человек маленького роста с причудливыми манерами и некрасивым лицом.
– Страшный?
– Страшно талантливый. Некоторые думают, он пьяница. А он талантливый писатель и мужественный человек. Он показал, что волшебство вторгается в земной мир. Ему удалось это как никому другому… Но ночь и волшебство одно, а среди бела дня строптивый судья сочинял заключения, в которых не боялся требовать освобождения хороших людей, хотя был нанят на службу Его Королевским Величеством совсем для других дел.
