В горле застыл комок, глаза затянулись пеленой слез.
– Что тебе от меня надо? – сухо, едва выдавливая слова, спросил он. – Оставьте меня в покое.
Толстяк подошел ближе и занес над ним красный кулак.
– Такие как ты не должны быть вместе со всеми.
Он сильно ударил его по лицу, в челюсть. Кристос упал и тут же зарыдал, обхватив голову руками.
– Ты слюнтяй, «навозник», – крикнул над ним Гектор. – Трусливый и никчемный. О чем мечтаешь?
Он снова ударил его рукой по голове. Толпа зарычала, заулюлюкала. Гектор засмеялся и прижал его ногой, не давая подняться.
– Лежи на своем месте, навозник.
Он резко бросился на Кристоса и придавил его к земле всем телом, схватил руками за шею. Его красное лицо нависло над ним. Со лба капали крупные капли пота.
С ненавистью и злобой Гектор прошипел, брызгая слюной:
– Я бы удавил тебя, но что я буду делать, когда тебя не станет? Кто будет радовать нас? Правда, ребята?
Толпа загудела, засвистела…
Откуда-то послышался громкий женский голос. Дети мигом бросились в разные стороны, уносясь кто куда. Женщина кричала на непонятном языке и быстро приближалась, но Кристос уже никого не слышал. Он лежал, продолжая закрывать руками лицо. Толстяк ослабил хватку и мигом поднялся на ноги. К нему подошла женщина в соломенной шляпе и с красной сумкой на плече. Она что-то говорила и указывала на Кристоса, явно негодуя.
– А я ничего, – развел руками Гектор, нагло усмехнулся и бросился бежать.
– Это твое? – Света поднесла мальчику брошенный кем-то из толпы ранец. – Как ты?
Она помогла ему подняться на ноги и с жалостью осмотрела его. Неприятное ощущение наполнило ее. Она гадко выругалась вслед убегавшему толстому мальчишке. Кристос хлюпал носом и, казалось, не обращал на нее никакого внимания.
– Он не поранил тебя? Молодца какие! Толпой окружили, а! – Света натурально злилась. Кристос молчал. Он опустил глаза и смотрел в землю.
– Держи, – она отдала ему ранец. – Иди домой, мальчик. Тебя проводить?
Она смущенно усмехнулась, видя непонимание в его взгляде.
– Sorry. Where is your home? – как могла, спросила она по-английски.4
Он продолжал молчать.
– Parents? Family?5
Мальчик поднял заплаканные глаза и пристально посмотрел на нее. Но лишь на миг. Затем громко всхлипнул, схватил ранец и бросился бежать.
– Подожди! Wait!6 – крикнула вслед Света, но мальчик уже скрылся за углом дома.
– Мальчишки, – вздохнула она.
«Понял ли он меня? Одно то радует, что я послужила причиной прекращения этого безобразия».
Она поправила сумку на плече и двинулась в сторону улицы, с которой так внезапно заскочила в маленький школьный дворик, услышав шум. Этот несчастный мальчик теперь не выходил из головы. За что они его так? Почему все вместе? Чем он провинился? Детская жестокость, как и радость, не знает границ, она повсеместна и, получается, одинакова всюду.
Света печально покачала головой и прошла вдоль по улочке, уходящей вверх, потом спускающейся вниз. Здесь, вдали от туристических маршрутов было тихо и безмятежно. В это время дня все городские окна были закрыты и многие местные отдыхали, предаваясь сиесте.
Она вспомнила что-то из своего школьного детства. В ее классе тоже был мальчик, которого все обижали. За худобу обзывали дистрофиком и часто после уроков не били, но скорее травили, вот так же, окружив толпой. Этот взгляд, да. Тот же самый отрешенный пустой, без обиды и ненависти, только с немым вопросом – «зачем?». Что стало с тем мальчишкой она не знала, да и имени его уже не помнила. Но его взгляд она зафиксировала в памяти навсегда. И сейчас, в глазах этого греческого паренька она различила то же, что видела когда-то давно, будучи в числе тех, кто окружал толпой и травил. Ей стало грустно.
