– Я чувствую, что рехнусь.
– Ладно, обсудим. Как тебе удалось склонить Дерезина к нарушению протокола?
Ким нехотя проговорил:
– Это несложно. У него много бреда в голове. Идеи-мегалиты о собственном предназначении и скором триумфе…
– Следы нереализованного жизненного плана, – кивнул Виноградов.
– Я раскачал его импульсами с помощью навязчивых мыслей о наболевшем. У него приближается кризис среднего возраста и растёт потребность в провокациях. Он словно ждёт жизненного откровения, какого-то слома судьбы, второго пришествия… Ну, я и пообещал их. К тому же Дерезин в самом деле любит мороженое.
– Понятно, – кивнул Виноградов и начал диктовать. – Перцептор связал укоренённую у флюента потребность в величии с мотивационными областями через сверх-иллюзию скорого прорыва. Потоковость мышления сломал короткими идеями-импульсами. Критичность снизил активацией центра веры. Противопоставил упорядоченность жизни и её успешность. Создал мистическое предчувствие большого счастья. Разрушил когнитивный фасад и получил доступ к предсознательным желаниям, использовав их как мотивационный заряд. В целом, неплохо.
Ким с трудом встал. Ноги ещё не слушались, будто он балансировал на ходулях. Он с трудом прошёлся по «Батискафу».
– Думаете, меня накажут?
– Не знаю, – Виноградов подумал и добавил. – Нам в самом деле достаточно комнатных тестов. Пора выпускать тебя в большой мир.
– Вы серьёзно?
– Серьёзно. Но это не быстро. Есть ряд обязательных программ. А потом будет экзамен.
– Когда?
– Если будешь стараться, уже летом.
– Я скоро с ума начну сходить от скуки. Дайте мне для разнообразия задание со смыслом! Но до этого далеко, да?
– Недалеко. Ради этого тебя и готовят. Не падай духом! А тестовые комнаты ты ещё вспомнишь с благодарностью.
* * *
Погода на острове была переменчивой и не имела ярко выраженной сезонности. Времена года здесь смешались в миксере крепчающих ветров, поэтому летом в стёкла коттеджей мог застучать твёрдый, как пшено, снег, а в декабре случиться оттепель, когда посреди полярной ночи воздух вдруг начинал пахнуть весной и замирал в ожидании чуда. Чудо приходило в виде сумасшедшего снегопада, который лепился на все поверхности, превращая базу «Талем» в ледяной городок, чтобы через неделю мокрые языки тёплого ветра слизали весь его мёд. Сейчас, в конце апреля, погода была равнодушной и хмурой. Бесформенный грязный туман, заволокший небо, поселился здесь как будто навсегда. В отсутствие ветра сложно было понять, что может поколебать эту дымку и сплюнуть её с макушки острова. Двигатель природы словно заглох, и приближение лета чувствовалось только по наступлению полярного дня, но его затяжная молочность лишь усиливала эффект безвременья.
Остров защищали от моря гряды скал. В ясный день их синеватые контуры виднелись справа на горизонте, словно скопище гигантских барж. У самого берега высились семь громадных бетонных столбов, которые торчали из воды словно когти морского колосса. Особенно завораживающе они смотрелись в туманные дни, напоминая то решётку гигантского механизма, то готовые к запуску ракеты. Виноградов рассказывал, что благодаря особой форме этих искусственных плавников удаётся гасить энергию ураганного ветра, спасая талемские постройки от разрушений.
Дома из армированного полимера, в теории, выдерживали ударную волну ядерного взрыва, но это не мешало им скрипеть и охать во время урагана так, что всю первую зиму на «Талеме» Ким был уверен, что она станет последней.
