Ким предпочитал игры. Сетевые дипплеи на «Талеме» оказались под запретом, и Киму были доступны только несколько квестов и шутеров, красивых, но ужасно примитивных. Порой он коротал время в Cosyland, помогая пещерному народцу пересечь великую пустыню. Народец был настолько бестолков, что Ким, продлевая его глупый поход, явно спорил с мудростью эволюционного отбора.
Иногда Ким предпочитал шутер After Tomorrow, довольно претенциозный и оттого особенно комичный. Это была постапокалиптическая игра, где отряд разномастных головорезов пробивался через опасные территории к Земле обетованной. В банде Кима был массивный нигериец, латинос с рассечённым лицом и лесбиянка, жизненная драма которой обострялась отсутствием других женщин в игре. Руководил отрядом бывший советский военный, которого требовалось звать либо товарищ полковник, либо Николай Петрович.
Отряд путешествовал по территории бывшего Советского Союза, но Киму надоела их бессмысленная погоня, и последнее время он заходил в игру лишь для того, чтобы послушать местные бредни или переспать с единственной девицей, которая, несмотря на ориентацию, не брезговала Кимом.
Не замечая распада морали в коллективе, при каждом появлении Кима неутомимый Николай Петрович сверкал вразнобой стеклянными глазами и провозглашал:
– Ну что, сынки, вы готовы? Сегодня – важный день. Сегодня мы возьмём укрепление Салаха и освободим заложников.
Этот бравурный монолог повторялся раз за разом, хотя караван вот уже полгода не двигался с места, а Салах продолжал царствовать в своей степи.
Оставаясь один, Ким иногда подолгу смотрелся в зеркало, пытаясь прочитать в отметинах на коже собственное прошлое. Не видя на «Талеме» других лиц, он разглядывал себя с некоторым удивлением и постоянно менял мнение, не в состоянии определиться, нравится он себе или нет. Когеренция приучила его не абсолютизировать то, что человек обычно считает неотъемлемой частью себя, скажем, собственное тело. Ким смотрел на свои русые волосы, которые спадали на лоб, и думал о том, какую причёску носил в прошлой жизни. Он отмечал, с какой лёгкостью его подбородок покрывается светлой щетиной, и пытался вспомнить, когда это началось. Он всматривался в светло-голубые глаза и порой думал, что смотрит в глаза отца. Иногда они казались ему бесконечно близкими, но в другие дни он вдруг проникался странной неприязнью, будто из зеркала на него глядел посторонний.
Ежедневные прогулки стали его способом сохранить связь с реальностью. Ким выгонял себя на улицу каждый день, когда не было когеренции, если только директор Юстиан не объявлял комендантский час. Ким придерживался выработанного графика, потому что любая пауза на «Талеме» заполнялась гноем сомнений. Лишь непрерывная деятельность, целеустремлённая, с нотками любопытства, спасала Кима от давящего чувства, будто стены «Талема» смыкаются всё сильнее. Бродя вдоль забора, Ким уподоблялся утке, которая плавает по краю полыньи, мешая ей замёрзнуть.
Завтракал он обычно дома, комбинируя фудпринты по рекомендации кулинарного бота, сочетая пасты из водорослей, насекомых и бобов. Обедать же он предпочитал в общей столовой, хотя требовалось преодоление, чтобы выходить к людям без необходимости. Эти ежедневные вылазки шли под лозунгом «врага нужно знать в лицо», хотя именно лиц он не видел. Все с сотрудники «Талема» существовали в полной анонимности: из личных подробностей Ким запоминал лишь форму их подбородков и пальцев рук.
