— А нам за нее отдувайся? — возмутилась одна из доярок, остальные тоже загомонили.
— Ладно вам, — сердито крикнула женщина постарше, — она ущербная, не гневите Провидение.
— Это мы гневим? — уперла руки в бока невысокая кругленькая молодайка. — Это у Крысы совести нет! Платить — каждый медяк жалеет. А коса-то, коса, поглядите, это где же такие плетут? Смешно как! Ишь ты.
Ага, кругленькая она, потому что беременная. Месяц седьмой уже, наверное. В декрет пора, только тут ведь вопрос так не стоит? Крыса — это, надеюсь, экономка.
И тут же услышала негромкое:
— Да хоть с косой, хоть без, кому нужна такая?..
Ну разумеется. Я и не против. Мне бы отсюда... бегом! Домой. Я там молоко в магазине покупаю!
Вставая, я тут же увесисто получила от коровы хвостом по спине. Что ж, наверное, животное в своем праве, каково было терпеть мое неумелое доение?
— Пойдем, молоко процедим, — сказала мне, вытирая руки о передник, та, что постарше. - Потом в сыроварне поможешь. Работала в сыроварне? Нет?.. Ну и ладно. Я тебе объясню. Пошли. Вон те ведерки возьми.
— Не боишься, Нилла? — заметила одна из доярок. — Намаешься с ней, может, она совсем бестолковая. А может, у нее припадки? Или еще что?
— Ну да, взяла бы Крыса припадочную. Небось лир не похвалит, ему одного недоумка хватает.
— Одного? Ой ли? С тремя мается! — фыркнула одна из доярок, на нее шикнули.
— Пошли-пошли, — сказала мне Нилла, — пусть болтают, ну их.
Оказалось, сыроварня — углубленный в землю домик с маленькими квадратными окнами, с каменным полом, чистый и прохладный. Там определенно оказалось лучше, чем в коровнике. По крайней мере, я справлялась. Мы с Ниллой процеживали молоко, которое приносили доярки, часть отправили на кухню, остальное заквашивали, куда-то переливали и переносили, снимали сливки. Мне пришлось долго крутить ручку какого-то примитивного деревянного устройства, которое, тем не менее, отделило от молока желтоватые и вкусно пахнущие сливки. Эх, кофе бы чашечку сюда свежесваренного! Эти сливки давали большую фору тем, что я покупаю в пакетиках к утреннему кофе, вот прямо чувствую, что очень вкусно! Или я просто проголодалась?..
Мы закончили. Хотелось одного — лечь. Или хотя бы сесть и не двигаться. Однако я принялась протирать пол, а Нилла вышла, но скоро вернулась с миской, полной каши, и краюхой свежего, теплого еще хлеба. Краюху она разломила на две части, половину взяла себе, и нацедила в две чашечки сливок. Кашу всю подвинула мне.
— Вот, Камита, ешь. Я там сказала, что ты еще не все дела переделала. На кухню не ходи, а то еще работу подкинут. Нам на сегодня хватит, хорошо потрудились.
Ох, верно! У меня все тело ныло. Вот бы в душ! Здесь, конечно, не бывает душа?
— Искупаться хочу, — заявила Нилла, — пойдешь со мной на речку? — она с наслаждением впилась зубами в хрустящую горбушку.
Я с готовностью закивала. Не душ, конечно, но речка так речка. Лучше, чем ничего.
Когда я расправилась с кашей и хлебом со сливками, Нилла достала из сундука и бросила мне на плечо кусок холстины, такой же взяла себе.
— Это вытираться. Пойдем.
Сыроварню Нилла заперла на ключ. Мы прошли задворками до ворот, Нилла помахала стражнику, тот тоже махнул. А река была недалеко, густой камыш подступал к замковым стенам. Дорога уходила в камыш к реке. Мы по дороге не пошли, а свернули на узкую тропинку, которая вела куда-то в сторону.
