Бесчинствовал Вандервельт лет пять, то надолго прячась в лесах, то снова появляясь на проезжих трактах, и вдруг все его похождения закончились самым внезапным и удивительным образом.
Как-то раз, глухой ночью, когда разбойники пировали после особенно удачного дела, на их поляну, прямо к костру, вышел седой старик с бородой до пояса. Как он нашел тайное место и незамеченным пробрался через охрану – а предок, хоть и главарь лесной вольницы, порядок соблюдал железный – так и осталось загадкой.
Йохан, будучи в добром расположении духа, да еще увидав, что перед ним простой старик, не стал допытываться, откуда взялся незваный гость, честью угостил его и велел устроить на ночлег.
Однако пришлый дед вместо того, чтобы отдыхать, завел с главарем шайки душеспасительную беседу. О чем говорил Вандервельт со стариком, доподлинно неизвестно, но последствия разговора были таковы, что на заре Йохан забрал свою долю добычи и, сгибаясь под тяжестью награбленного, покинул лесной приют. В то же самое утро разбойник неведомым образом оказался на другом конце провинции, у ворот монастыря на Тихой реке – кажется, так называлось это место.
Приведя грешника в обитель, старец растворился в утреннем тумане без следа. Впоследствии по описаниям монахов, да еще по изображению на витраже Йохан понял, что в ту ночь к нему пожаловал сам святой Ансельм.
Вандервельт поселился в монастыре. Там он провел пять лет – ровно столько же, сколько ранее буянил по городам и весям, и слава о его духовных подвигах разнеслась далеко за пределы обители, как некогда разносилась слава о грабежах и попойках…
Местный епископ, прослышав о такой чудной истории, явился в монастырь, убедился в правдивости слухов, и самолично исходатайствовал у короля помилование раскаявшегося разбойника. Годы спустя, когда Йохан повытаскивал из своих тайных ям и пещер остатки сокровищ и пожертвовал на богоугодные дела, ему было жаловано дворянское достоинство. А шайка грабителей разошлась сама собой. Кто-то ушел искать счастья в другие края, а кто-то обосновался в деревнях Брокхольма, оттого у многих жителей фамилии больше похожи на разбойничьи прозвища.
Так и началась история рода Вандервельт-Брокхольм.
Сколько правды в этом предании, судить не берусь. По мне – так ровно столько же, сколько в любой семейной легенде подобного толка.
Сильно подозреваю, что Йохан Вандервельт был вовсе не разбойником с большой дороги, а трактирщиком примерно оттуда же. Не зря наш старинный дом Ройбер-Херберге, что стоит на Брокхольмском распутье, похож на перестроенный постоялый двор, а главное – очень уж удачно расположен, именно так, как и положено трактиру. Разбойником Вандервельта, может статься, прозвали за то, что бессовестно драл с проезжающих и не стеснялся обвешивать. Он и дворянское звание мог прикупить по случаю – такое бывало – либо вовремя ссудил деньгами кого-то из высокопоставленных гостей, либо как-то иначе угодил. Подчас громкие истории о подвигах и благодеяниях, за которые жалован дворянский титул, в действительности звучат прозаически, а из-за родовых щитов выглядывает конюх или кузнец. Да и сами владельцы не прочь изобразить на гербе плуг, подкову или топор. Как дань уважения истории семьи.
Что до герба Вандервельтов, то на нем был тот самый лесной костер, к которому явился в полночь святой Ансельм.
Давно, еще во время учебы, я бредила этой удивительной историей, тогда у меня и тени сомнения не было в ее подлинности.
