Снова на лице Кенны показалась обида.
— А вы так заботитесь о нём?
— Я принёс обет, — медленно, будто объясняя ребёнку таинство десяти заповедей, произнёс Леннар, — для вас это шутки, а для меня — смысл, который наполнил мою жизнь.
— Но зачем?! — Кенна невольно повысила голос. — Что вело вас, я не могу понять?
Леннар пожал плечами и отвернулся. Теперь он смотрел на океан.
— Я вырос в глухом имении в сердце Франции. Где каждый день походил на предыдущий день. Ничего не менялось — только зиму сменяло лето, а затем снова наступала зима. Но когда мне было четырнадцать, в замке моего отца проездом гостил рыцарь Храма, который направлялся на восток, к месту сбора войск. Он так отличался ото всех, кто обитал кругом… Его взгляд полнила нездешняя вера, мудрость познания того, зачем мы живём. Его одежды были белы, когда кругом царили слякоть и грязь. И я захотел… — Леннар качнул головой, — впрочем, вам не понять.
— Я могу понять, — Кенна опустила взгляд, и сердце её сдавила тоска. — Могу понять, что когда нечто светлое входит в твою жизнь, отказаться от него нет никакой возможности. И ты сделаешь всё, чтобы причаститься к нему.
— Да, — подтвердил Леннар, — это так, — хотя и не понял до конца, о чём именно Кенна говорила. — Вы пытаетесь поколебать мою веру — так знайте. У меня достаточно причин сомневаться в ней. Я не хочу, чтобы вы стали ещё одной.
— Но я не могу отказаться от вас…
— Если не хотите оставить меня в покое — поддержите меня, а не стремитесь сломать.
— Хорошо, — Кенна опустила взгляд. — Простите, что была слишком груба.
Она развернулась и, шелестя одеяниями, двинулась прочь. А Леннар не удержался — обернулся ей вслед и, сколько мог, наблюдал, как стройная фигурка тает в темноте.
Он не мог поверить, что в этом хрупком обличье может обитать демон. Нет, чувства, которые вызывала у него юная бардесса, не походили на похоть — хотя Леннар и хотел ею овладеть.
Он сам не понимал, от чего так пронзительно теперь в груди. Как будто он обидел и оттолкнул того, кто верил в него.
Прошло несколько дней. Тан попросил Леннара отправиться с отрядом его воинов в разъезд. Леннар отлично понимал, что его принимают здесь лишь потому, что верят в крепость его доспеха и силу меча, и потому не стал возражать.
Взгляд его, однако, то и дело устремлялся к суровым стенам замка, где осталась приворожившая его колдунья. И даже долг, ради которого он прибыл в эти дикие каменистые земли, порядком мерк перед воспоминаниями о том, как Кенна пела.
Наконец, к вечеру третьего дня, Леннар вернулся в пределы замка и, совершив омовение после долгого пути, отправился на поиски той, кто не покидал его мыслей все эти дни.
Кенна сидела в главном зале, в одном из закутков, отгороженных гобеленами и согретым отдельным камином, и играла в шахматы с сестрой.
Завидев рыцаря, приближавшегося к ним, леди поднялись и присели в реверансе на французский манер. Затем одна из них откланялась и, шелестя юбками, скрылась в полумраке.
— Сыграете со мной? — первым спросил Леннар, видя, что этого Кенна и ждёт.
Девушка кивнула.
— Выбирайте сторону. Хотя, полагаю, вам больше подошли бы белые — как ваш плащ.
— Меня больше пугает то, что чёрные очень подходят вам, — Леннар сел на скамью.
— Это не так, — Кенна опустила ресницы и принялась по новой расставлять фигуры на доске. — Если бы вы узнали меня получше…
— То вам, очевидно, удалось бы окончательно свести меня с ума.
