— Вы вздумали испытывать меня?
— Я бы не хотела, чтобы вы воспринимали наши беседы как войну. Ни одно из моих слов не было направлено против вас.
— Но моя вера и мои принципы для вас ничто?
— Я не знаю… — Кенна задумалась и сделала ещё шаг. Она оказалась опасно близко, и Леннар теперь чувствовал запах её духов — чарующий и пьянящий, как летний зной, и тем более заполнявший обоняние, что все последние дни за стенами замка стеной стоял бесконечный дождь, — видите ли… они довольно смешны. Вы служите своим обетам день и ночь… но ведь прямо сейчас и здесь вы ей не нужны. Полагаю, она немного подождёт… если несколько минут вы просто поговорите со мной.
Леннар резко встал, не желая смотреть на собеседницу снизу вверх.
Кенна оказалась несколько выше, чем казалось издалека — но по-прежнему оставалась хрупкой, как тростинка, под множеством слоёв тканей, скрывавших изгибы её тела — и в то же время позволявших при каждом движении угадывать их.
— Вы смеётесь надо мной, — тихо сказал Леннар.
— Вовсе… — договорить Кенна не успела. Леннар толкнул её к стене и накрыл собой. Кенна тяжело дышала, и Леннар чувствовал, как противоестественно и запретно плоть восстаёт и упирается девушке в бедро.
— Я мужчина, тэна Локхарт. Я принёс обеты не поддаваться страстям. Но что вы станете делать, если я не удержусь?
Глаза Кенны вспыхнули огнём, и она подалась навстречу, плотнее вжимаясь в грудь Леннара.
— Покажите мне, что станете делать вы. Я подстроюсь под вас.
— Вы одержимы или безумны.
— Одержима вами и безумна от вас.
Леннар сам не знал, почему терпит это всё. Кровь бешено стучала в висках, а губы Кенны были так близко и так манили, что он не заметил, как оказался втянут в долгий и сладкий порочный поцелуй.
Кенна застонала ему в губы и попыталась обнять за шею, и только когда пальцы её коснулись затылка Леннара, рассылая по телу дрожь, тот очнулся от наваждения и рванулся прочь.
— Я здесь не для того! — резко выдохнул он и сделал шаг назад.
— А для чего? — Кенна подалась следом.
— Ваш отец знает.
— Но я — нет!
Леннар молчал. Он знал, что глупо доверять девчонке — столь взбалмошной и дикой, но именно сейчас разум плохо ему подчинялся, и он сказал наконец:
— Я должен передать королю Роберту письмо. Помогите мне, если в самом деле… — он замолк. Кенна ничего такого не обещала, и теперь Леннар уже корил себя за признание.
— Я помогу, — тихо сказала Кенна, — если вы подарите мне ещё один поцелуй, прямо сейчас. И ещё один — потом.
— Что вы можете сделать…
— Я поговорю с отцом. Он слушает меня. Но… прежде… — Кенна наклонилась к рыцарю и прикрыла глаза.
«Я делаю это ради Ордена», — напомнил себе Леннар и коснулся губ девушки — но уже в следующую секунду утонул в объявших его тёплых волнах и забыл обо всём.
Поцелуй всё ещё продолжал огнём гореть у Леннара на губах, когда вечером того же дня весь двор собрался в главном зале, чтобы послушать песни бардов.
И хотя Кенна считалась пока только лишь ученицей, от взгляда Леннара не укрылось то, что большинство обитателей замка предпочитает слушать её, а не пожилого наставника Талиесина с его волынкой.
Кенна пела чисто, без всякого музыкального сопровождения. Она сидела в центре зала, подогнув колени, и свет свечей, стоявших вокруг, очерчивал её фигуру густыми тенями, так что все присутствовавшие могли получать удовольствие, разглядывая её — от этой мысли Леннар испытал в районе сердца неприятный укол. Новые страсти являли себя ему. Он хотел, чтобы Кенна пела только для него, и чтобы он один мог смотреть на неё в такие часы. Кенна походила сейчас на духа пламени — душа, лишённая тела, обнажённая для всех.
