«Моя душа», — проскользнуло у Леннара в голове, хоть он и не понимал смысла этих слов. Кенна никогда не была «его». Да и быть не могла.
Кенна, должно быть, не видела людей, окружавших её в зале, утонувшем в темноте. Но взгляд её всё время, пока она пела, был направлен Леннару в глаза — как будто она могла разглядеть его в окружающей темноте.
Она пела о героях древности и о королевствах, которые некогда располагались на этой дикой земле, о замках из серого камня и гигантских базальтовых глыбах, вздёрнутых из земли великанами. И Леннар не успел заметить то мгновенье, когда Кенна затянула балладу, которой не слышал, похоже, никто из гостей — о северных землях, о свирепых завоевателях, о кровавых набегах — и о том, как норманнский воин увёл за собой шотландскую девушку в плен.
По позвоночнику Леннара пробежала дрожь, как будто грани миров с треском соприкоснулись и встали на место — и тут же ощущение прошло, а песня вызвала злость. Всё в ней было не так. А как должно быть — Леннар не мог сказать. Он слушал и слушал, борясь с желанием поправить каждый слог, и, наконец, не выдержал: рывком поднявшись с места, стал пробираться прочь. Он не видел, потому что повернулся к певшей спиной, как полнится разочарованием взгляд синих глаз. Только услышал, как Кенна сбилась на одной из строк. И всё же она довела песню до конца — и только когда прозвучали последние слова, поднялась на ноги, вежливо откланялась и попросила позволить ей отдохнуть.
Талиесин завёл другую балладу, а Кенна выскользнула за двери и стала пробираться по лабиринту коридоров в поисках тамплиера.
Она отыскала Леннара легко — тот стоял на крепостной стене, глядя на север, туда, где свинцовые волны бились о гранит стен.
Бесшумно скользнув по лестнице, Кенна замерла около него и помолчала некоторое время, давая Леннару возможность первому начать разговор. Так и не дождавшись, она произнесла:
— Вам не понравилось, как я пела? Мне казалось, были довольны все.
— Вы так много думаете о себе?! — Леннар развернулся, и Кенна с удивлением обнаружила на его лице злость. Никто и никогда не смотрел так на неё. Тут же глаза её наполнила обида, но она и не подумала отступать.
— Мне кажется, я пою достаточно хорошо, чтобы нравиться всем, — сухо сказала она. — А эта баллада была написана специально для вас несколько дней назад. Поэтому я рассчитывала, что именно вы оцените её.
Леннар поджал губы. Ему стало неловко, но злость не прошла.
— В ней всё не так, — отрезал он.
— Потому что вы француз — а не норманн?
Леннар вздрогнул. Он не ожидал, что Кенна заговорит с ним так прямо, но всё же ответил:
— Потому что вы — не пленница. И вас никто не похищал.
— Но вы похитили моё сердце. Разве нет?
Леннар молчал. Он не знал, так это или нет. Зато не мог отрицать, что сама шотландка похитила сердце у него.
— Кто вы такая?! — прошипел Леннар, толкая её к одному из зубцов и припечатывая руками по обе стороны от лица. Но в глазах Кенны не появилось страха, который он ждал, напротив, их заполнило непонятное Леннару пьянящее безумие. — Вы колдунья? Вы очаровали меня?
Лицо Кенны просветлело, и она подняла бровь.
— Я надеюсь, что это так.
— Я не поддамся колдовству, — отрезал Леннар и подался назад. Лицо его снова стало холодно. — Вы говорили с отцом, как обещали мне?
— Конечно же нет! Всего несколько часов прошло. Я ещё не видела толком его.
— Торопитесь. Пока вы медлите, мой магистр терпит пытки в застенках инквизиции.
