– А у тебя ничего такая… фигура, – говорит Аглая ему вслед и спрашивает, принуждая Павла обернуться. – Занимаешься спортом?
Тот демонстративно оборачивается всем телом и произносит:
– А ты – точно цианид. Не зря ты в этом купальнике похожа на осу. Кусаешь и кусаешь.
Аглая не слышит ни капли иронии в его словах – и это ее злит.
– Прямо, ага… – с досадой бормочет она себе под нос. – Ничего вы не петрите в красивой морской жизни, – она в каком-то странном смущении (или это на нее производит впечатление левиафановских размеров причиндал Павла?) пересыпает из ладони в ладонь нагретый южным солнцем песок с вкраплениями крохотных ракушек.
Откинувшись назад на локти, задирает лицо к горячему солнцу. Как же хорошо… Вот только мысли, как набирающая ход электричка, скользят по отполированным рельсам в сторону станции Сплетенье Ног, куда Аглая, честно говоря, даже не собиралась.
В небе ярко-красный воздушный змей пытается вырваться от кайтсерфера, догоняющего его по поверхности волн. Рядом догола раздетые и затейливо растатуированные каталонцы сооружают могучий джойнт. Если бы не предстоящая работа, можно было бы присоседиться к ним. Просто попросить намазать ей спину солнцезащитным кремом этого, похожего на Криштиану Роналду, и посмотреть, чем все закончится.
Точно каникулы на Марсе…
«Криштиану Рональду» прикуривает и делает затяжку. Чувствуя тяжелый сладковатый запах, Аглая закрывает глаза и, кажется, только сейчас понимает, что она в Барселоне.
Встревоженное намерениями горожан сбежать на выходные из города, пятничное небо с самого утра хмурится, а сразу после обеда выплескивает свою обиду затяжной моросью. Та, повиснув в воздухе, смывает яркие цвета. Все вокруг блекнет, становится серым, словно ушибленные непогодой улицы обмотали грязным промокшим бинтом.
Кубинку уж точно. Глазу не за что зацепиться. Сергей шагает по мокрому тротуару мимо серых заборов, мимо покрытого лишаями коррозии ангара круглосуточного грузового автосервиса, мимо бесцветного киоска с закопченными изнутри стеклами и выгоревшей на солнце вывеской, заманивающей самсой из тандыра и горячими напитками. Проезжающие автомобили – сплошь серые, грязно-белые, черные, в лучшем случае – темно-синие. И вдруг в пелене припустившего дождя (Сергей натягивает на голову капюшон китайской ветровки, купленной пару недель назад в павильоне на Уделке) – вспышка цвета.
Желтые буквы «Good Garage. СТО, шиномонтаж, аргон», проявившиеся на глянцевом от влаги черном баннере, распятом между двумя корявыми тополями. Такого же цвета стрелка, нарисованная снизу.
Стараясь ни о чем не думать, Сергей сворачивает с тротуара, и, как в казаках-разбойниках из детства, идет по желтой стрелке. Березовая рощица, задушенная кучами сваленного в ней мусора. Нахлебавшаяся воды разбитая грунтовка ползет к далекой стройплощадке. Строительные краны над ней стараются поспеть к срокам, обозначенным на расставленных вдоль Ленинского и Московского проспектов билбордах, обещающих в ближайшем будущем на месте промзон новые жилые кварталы.
Сразу за деревьями справа от дороги возникает приземистое строение из белого, с рыжими и черными подпалинами, силикатного кирпича. Здание будто когда-то напялило да так и не сняло корону из стен недостроенного второго этажа. К «короне» прибит баннер-близнец того, что натянут между тополями. Только вместо стрелки надпись «Здесь». В разинутом зеве «Гуд гэрэджа», как тлеющий окурок во рту, застряла корма кашляющего клубами выхлопных газов «форда транзит». Возле микрика – смуглый и бородатый в «пумах», в выцветшей бейсболке с надписью «Russia» и в накинутом на плечи грязном клетчатом покрывале. Он бросает взгляд на идущего мимо Сергея (тот отворачивается, пряча свой шрам как особую примету) и уходит от дождя под крышу.
