– Ты куда это? Испугался операции? – грозно сдвинул лохматые брови начальник отделения. – Ты же мужик! Да еще разведчик!
– Раздумал я, товарищ военврач. Решил умирать двуногим, чтобы на том свете способнее было за девками бегать.
– Вон отсюда! – завопил побагровевший доктор. – Выпишу немедленно! Подыхай под забором! Я и сам на такого наглеца время тратить не буду!
В ординаторской повисла нехорошая тишина. Все понимали, что добром это не кончится. Молодой хирург, похожий больше на вечно голодного студента, чем на опытного врача, разрядил гнетущую атмосферу:
– Я его прооперирую, – твердо заявил он. Уговорю.
– Черт с вами со всеми… Экспериментируйте, набивайте шишки… вам же и отвечать придется. А с меня довольно этого упертого идиота. Меня другие раненые ждут. «Пусть молокосос на этом упрямце себе шею свернет – вышвырнут из армии или вообще отправят в лагерь по 58-й за его “немецкие опыты”».
«Молокосос» ногу спас, хотя до полного ее заживления было далеко. Месяц спустя Алексей предстал перед комиссией. Костылик предусмотрительно оставил за дверью.
– Как вы себя чувствуете, лейтенант?
Алексей бодрился, стараясь не очень опираться на раненую ногу и обещая долечиться в медсанбате. На передовой. «Ваньки-взводные» в дивизии ой как нужны. Но доктора решили, что там и без него, хромого, справятся – война-то к концу идет. Дело ему и здесь найдется. Весьма ответственное.
– Вы же комсомолец, разведчик, геройский парень, – вкрадчиво произнес капитан в синей фуражке, сидевший в сторонке. – Должны понимать ситуацию в Прикарпатье… К тому же у вас профильное образование. Вас рекомендуют направить в небольшой хутор под Станиславом – знакомое вам место. Поработать учителем, пока все там более-менее успокоится. Детей учить надо, оторвать их от проклятой бандеровщины, чтобы они стали настоящими советскими людьми, а не бандитами.
Такого поворота Алексей никак не ожидал, уже мысленно догоняя свою часть. Какое у него «профильное» образование? Всего два курса педагогического техникума – и после сессии всей группой в военкомат. Но оказалось, что сейчас не это главное. Его задача – не столько учебная, сколько политическая. Школу нужно открыть при любых условиях. А условия там… три года фашисты и бандеровцы народ терзали, запугали вконец. О советской власти чушь всякую несли, и забитые крестьяне верили. Но детей-то, пока не поздно, надо вызволять из оуновского плена, не дать их одурманить национализмом, да и их родителей тоже. И ему придется учить ребят родной речи, истории, географии, арифметике и русскому, пока его не сменят опытные преподаватели.
На следующий день Алексею предстояло получить инструкции в горкоме партии и еще кое-где, а затем забрать потрепанные учебники и чудом уцелевшие конторские книги вместо тетрадок в областном отделе народного образования. Да еще надо было оформить документы в военкомате. Круглолицый молодой подполковник, выписав военный билет, приказал сдать оружие. Как? Сдать пистолет, добытый в рукопашной? Такой устойчивый в руке, бьющий без промаха. Из него Алексей всаживал пулю за пулей в прикрепленный к дереву тетрадный листок с пятидесяти метров! И вообще – как остаться безоружным в предстоящей ему «командировке»? Но распространяться о том, куда его направляют, он не имел права. Капитан в синей фуражке подчеркнул это особо. Может, все же разрешат? Не домой ведь еду… к теще на блины. Но упитанный службист, затянутый ремнями, с новенькой портупеей, блестящим планшетом и крохотным дамским револьверчиком в лакированной кобуре на жирном боку, был неумолим. Тыловик, конечно. Пороху не нюхал, вот перья-то и распустил.
