«Едем! Как ужасно-уныло было бы жить в мире, когда не с кем было бы поговорить не только о музыке, живописи, поэзии, но и о сказках, житии-нежити… Мир – иллюзии и фантазии, а не только дела-делишки, заботушки, да Уроки… Игра – всё! И иллюзии, и Уроки! И сказки! Да!» – думал Джеймс Дэниэл.
«Забавный, причудливый «рыбачок» … Облик и окрас меняет как рыб…, нет, как диковинный морской моллюск. Ха – осьминог! Во, точно! Спрут – отшельник! Дедушка с говорком деревенским… И раз – острые, умные глаза-щупальцы, осанка… Ну… – генерал ГРУ! Даже ноздри генеральские… Внюхиваются! Впечатляет! Ого! Нрав беркута и волчий норов. Ни слово «ужас», ни он сам такого не смутит. Оскалится – и всё…» – думал Игнат.
– Ну, вот! Готова моя каретка! Что, Бражка, съездим до Аринушки? – обратился Пахом к своей лошади. Та забила копытом! Тоже, видать, рада дорожке, да пути… – Эхма! «На безлюдье и сидни в честь»… А зачем оружия столько? «По безлюдью смерть не ходит». Путь наш не «сокольничий»… Так, «гужевой», да «стольничий», гостевой… Ну, ха-ха, вы-то, может, и «бояры с путём»… А я пока так – «дорожный человек»… Попутничать желаю!
Ехали чуть менее двух часов. Странно, но лесная узкая тропинка, сначала тихая, светлая вдруг завела в какие-то прямо дебри. Хм… Ну, странности… Вновь они, родные! И будут! И ухабы, да холмы… Дрожки Пахома отчаянно кренились… А он всё балагурил. Имя лошади его, «Бражка», очень в пору было. Дед сидел в армячке Селифанове и «выдавал» наизусть целые куски из последних глав «Мёртвых душ»… Ну… «Русь-Тройка» и прочее. И как славна дорога по «глади русской, широкой». По глади широкой может и славна… А вот дедок начал цитировать Платона. Об утопизме-идеализме его рассуждать:
– Эхна! Ума – палата! Номер 6! – Ха-Ха! – смеялся «Селифан» – Всё у философов – идея! Идеализм! Он, Платоша, не советовал к власти ни военных, ни людей искусства допущать! Токмо философов! Ну, типа конфуцианские идеи… А человек-то парадоксален! Ухабист! И, ха, Игрив! И в грехах, и в поисках… Моя бабка, ведьма, говаривала: «Девка игрива, да прясть ленива… Всё ей игрушка… Эка балушка – блядушка – потешка»… Нет, парни, не думайте: я понимаю, что Игра высокая тоже службой бывает.
– А откуда ты, дедушка, Гоголя да Платона так хорошо знаешь? – простодушно спросил Дан.
– Так читывал по молодости … я, братушки мои, на филфаке в МГУ учился, филологию, да философию познавал… Да и люблю… Читал много… Страсть! До… того, как Урок получил. С 5-го курса ушёл… Ха… диплома не получив… Да суета всё…
«Вот те на! А откудова эти «надысь», «ничаво», «быват» – подумали «академики» – Дааа… Быват!»
– А вы, уважаемый, как сами-то к философским учениям? С почтением, али как? «Балушка?» – стебанулся Игнат, внимательно вглядываясь в лицо «рыбачка».
Другое лицо! Лицо мыслителя! Серьёзное и величавое!
Они перепряглись и перестроились через полчаса дороги. Ободья колёс и шины «каретки» дедовой поизносились порядочно.
– Ох, старый! Обода запаршивились… Да и шины. Ах, я … – сокрушался Пахом – У Аринушки новую «каретку-ландо» займу в дорогу! Славная у неё «ландау». И коняшек, тройку одолжу…
Теперь ехали «паровозиком». Впереди на фиакре ехали дед, Дэн и Игнат, а сзади потрюхивал на дедовой бричке Савелий. Ратибор и Добромир дома ждать остались.
– Я-то? К философским? Да у иного философа «пути ясны, да очи слепы». А у другого «кащея какого» наоборот. А третий, бедолага, на перепутье вечном: всё поперёк другого.– Поясни… – попросил Джеймс.
