– Мехмет-ага… – через потрескавшиеся и покрытые коркой губы, попыталась улыбнуться она.
– Такие дела, Колючка… – капитан сочувствующе покивал головой. – Мне очень жаль тебя. Как дочь жаль. Но помочь я ничем тебе не могу. Закон на стороне Джафара. Ты – его вещь.
– Вы и так мне помогли, как никто другой. Да оценит всевышний вашу доброту...
– А… – отмахнулся он. – Оценит, будь уверена. Но не так как ты думаешь. Слушай, – он быстро оглянулся и, убедившись, что никто на них не смотрит, сунул в руки Колючке монету.
– Что это? – недоумевающе спросила она, не в силах повернуть голову к привязанным рукам.
– Это динар. Золотой. Это самое большое, что я могу для тебя сделать. Может, это поможет тебе хоть как-нибудь, о бедное дитя...
– Вы так добры ко мне… – голос Колючки просел от сдавившего горло чувства благодарности. – О как бы я хотела вас отблагодарить, достойный Мехмет-ага.
Смахнув наворачивающиеся на глаза слезы, он сухо кивнул и ушел к матросам, начавшим наконец разгрузку тюков с фелюки.
Закончивший разговоры с чиновником Джафар удостоил её короткого разговора, остановившись по пути.
– Ты будешь стоить мне очень дорого, во всех смыслах. Даже сейчас я заплатил за тебя налог как за обычную рабыню, хотя видит Всевышний, твоя цена сейчас не больше, чем дранная козлиная шкура. Скоро ты это почувствуешь. Самый ободранный бродяга будет пользоваться тобой за пол гроша, даже если у него чесотка или проказа, обереги всевышний.
И он несколько раз поплевал в сторону отгоняя нечистого.
Колючку отвязали от гребковой скамьи, и пара темнокожих нубийцев некоторое время тычками заставляли ее держать равновесие, не давая упасть, пока кровь кое-как не заструилась по затекшим конечностям.
Портовый город жил своей жизнью. Беззаботные мальчишки голышом ныряли с пирса в изумрудную воду, оглашая воздух счастливыми криками. Торговцы с открытых рядов громогласно призывали проходящих оценить их прекрасный товар, в половине случаев подсовывая всякую рухлядь. Кричали птицы, то тут то там раздавалось мычание или блеяние... Все жили своей обыденной, размеренной жизнью…
Все, кроме нее – с горечью думала Колючка. Сквозь тонкое плетение сетки из конского волоса, то и дело подталкиваемая слугами Джафара, она еле успевала улавливать шум города, больше стараясь разглядеть, куда ступать. В накинутой не ней чадре воздуха, хоть и душного, было достаточно, но видно почти ничего не было – так, размытые пятна камней под ногами и суетливые тени прохожих, проплывающих мимо.
Наконец одиночные мычания сменились мычаниями многочисленными, запах животных многократно усилился, и Колючка поняла, что они прибыли на постоялый двор. Большая площадь, ограниченная со всех сторон пристройками для жилья, была битком набита кибитками, большеколесными арбами и вьючными животными, отдыхающими после долгих переходов, если не в тени, то хотя бы рядом с источником воды.
Посреди площади темнело мокрой глиной пятно колодца, откуда двое рабов черпали воду и выливали в длинные, из пальмового дерева выдолбленные колоды, куда уже и подводили животных напиться. Туда-сюда среди двора разгуливало человек двадцать, занимаясь делами разной степени срочности. Кто-то распрягал и поил животных, кто-то праздно жевал, глазея на то, как трудятся другие.
В одной из открытых ниш, куда подошла ведомая Джафаром кучка людей, было заметно людней чем в остальных. Четверо мужчин сидели на изрядно затертом ковре вокруг блюда с маленькими, чуть более наперстка чашечками. Оружие, лежащее на расстоянии вытянутой руки, ясно давало понять, что люди тут собрались не праздные, готовые в любой момент взять его в руки.
