– Воистину… – произнес капитан как бы себе под нос, – создатель сотворил этот мир несовершенным – чтобы было что сравнивать.
– Как? – переспросил Фарук, прислушиваясь к звукам, доносившимся снизу.
– Если бы не было тени – как бы понял, что день хорош? Все уравновешенно на главных весах верховного весовщика.
– Про какие весы изволит рассуждать Мехмед-ага? – подобострастно, но с хитрецой поинтересовался плешивый. – Когда один всегда выигрывает, а другой отдает последнее, нажитое непосильным трудом? Когда одним – все, а другим ничего?
– Непосильный труд? – усмехнулся капитан. – Если я не ошибаюсь, ты Фарук, сборщик налогов. А это хоть и необходимый и много ценимый труд, но видал я труды и тяжелее. Намного тяжелее.
– Знаешь ли ты, о Мехмед-ага, сколько сапог я стер до дыр на пыльных дорогах богом забытых мест? Сколько проклятий и даже камней летело мне в спину? А ведь я собирал эти деньги не для себя – это деньги султана. Но змееязыкие и собакоголовые плодятся везде, как подорожник, а у меня как видишь, ни жены, ни потомства. И даже маленькие удовольствия, которые я себе иногда позволяю, заканчиваются для меня разорением и идут на благо Джафару, чтобы хвостатый его поцеловал! О каких весах ты говоришь? – Фарук в сердцах плюнул на пол.
– Будь добр, не плюй на палубу этого скромного корабля, капитаном которого я по воле Всевышнего являюсь, – наклонив голову, произнес тюрбаноносец. – Иначе мне придется тобой лично вытереть всё это. А ты, я боюсь, не оценишь работы весовщика и обратишь внимание только на тумаки, которые тебе достанутся.
Недовольно поморщившись, Фарук поднялся с места и, по дороге шаркнув сапогом, затер место, куда попал его плевок. После этого, заранее изогнув шею, словно нелепый гусак, начал медленно подходить к проему, ведущему в трюм.
Мехмет-ага покачал головой и уже собирался что-то сказать, по всей видимости комментируя неприличное в любом случае любопытство Фарука, когда буквально вылезшие из орбит глаза сборщика налогов дали ему понять, что в трюме происходит нечто неординарное.
Выпятив глаза еще больше, Фарук нагнулся вперед и вдобавок еще и рот открыл.
И в ту же секунду воздух прорезал совершенно нечеловеческий визг.
3. Глава 3
Однажды Мехмеду-аге пришлось присутствовать на убийстве свиньи по поводу религиозного праздника у неверных. Так вот, свинья, которой неудачно засунули нож под лопатку, не убив её, визжала точно так же.
Рывком взлетев на ноги и недоумевая по поводу неизвестно откуда взявшейся на правоверном корабле свиньи, Мехмед-ага ринулся к сходням, соединявшим палубу с трюмом.
Картина, открывшаяся ему, могла поставить в недоумение кого угодно. Привязанная к гребным скамейкам голая наложница, стоящая на четвереньках, была покрыта блестевшим в свете тусклого фонаря слоем ярко красной крови.
Но кричала не она. Один из слуг Джафара пригибал её голову к земле, другой же суетился рядом с лежащим на полу в распахнутом халате Джафаром. Крик, перешедший в истерические стоны, издавал именно он, зажав лицо окровавленными ладонями.
Мехмед-ага случайно оглядевший оголенное тело толстого Джафара, в очередной раз удивился противности его. Словно огромная жирная обезьяна, Джафар был покрыт мелкой шерстью, которая в сочетании со свежей кровью выглядела как нечто глазом непереносимое.
Одернув халат на стонущем Джафаре и скрыв немного его омерзительную наготу, Мехмед-ага крикнул, обращаясь ко всем сразу.
