– Здорово насобачился, – сказала Сашка, когда увидела, как Юрик крутится и вправо и влево спускаясь зигзагами.
– Мда, – сказала я, – хитрюга! Мы спим, а он себе на лыжах катается. —
– Лезем на гору, – почти приказала Сашка. – Сейчас мы ему покажем.
Мы влезли, Юрик медленно поднимался в стороне. Иногда он падал – подниматься на лыжах в гору не легко. Мы прыскали со смеху.
– Ну, пора, – сказала я.
Но Сашка почему-то задумалась, помрачнела, с ней что-то случилось.
– Ну, пора же, – тормошила я её. —
– Катись одна. Я-то тут причём!.. – вдруг строгим голосом сказала она, такой голос бывал у Сашки, когда «вдохновение» находило и она после этого запиралась у себя на верху в мастерской. И сейчас она побежала на лыжах в другую сторону.
Я посмотрела ей вслед, потом оттолкнулась палками и понеслась на Юрика. Я сбила его с ног и очень напугала. Так ему и надо, будет знать, как кататься по ночам. Сашку мы нашли под горой, она сидела на кривом дереве, смотрела на небо и болтала ногами.
– Что с ней? – удивился Юрик.
– Отвяжитесь! – и голос был грустный и совсем уже не строгий.
– Белены объелась, сказала я и дёрнула Сашку за ногу. Она взвизгнула и свалилась с дерева.
– Ах, так! – сказала она и припустилась за мной, но я на лыжах и быстро убежала. Тогда она набросилась на Юрика: толкнула его, он на лыжах стоял, поэтому упал, а Сашка стала закапывать его снегом. Я сняла лыжи и подкралась сзади, и прыгнула на Сашку. Образовалась куча мала… Целую ночь, почти, мы веселились как сумасшедшие. Мы каталась с горы, играли в снежки, отплясывали весёлые танцы. Замечательная была ночь, и зачем люди спят по ночам, да ещё и под таким большим фонарём на небе в виде большой круглой желтой луны!
– — – — – — – —
А этот день (последний) был мокрый. Сашка закрылась наверху – со своим «вдохновением». Юрик болтал ногами на диване у окна. Среди зимы случилась оттепель, морозные узоры на окнах растаяли, снег прилипал к лыжам, кататься тоже было плохо. Я ходила по дому и думала, чем бы заняться. Наконец я придумала: полкухни занимала большая белая печка. Наши комнаты были за ней, так что в комнате вместо одной стены была тоже стена белой печки. Я пошла наверх и попросила у Сашки краску и кисть, потом влезла на стул и нарисовала на печке зайца голубой краской.
– Будет на что смотреть перед сном, – сказала я.
– Что ты говоришь? – отвлёкся Юрик и заметил мой рисунок. Он заинтересовался и тоже сходил наверх, и взял краски и кисть. Он развёл краску и нарисовал на печке слона, тоже голубого, с цветными красными пятнами-яблоками. В это время я нарисовала ещё зайца. Потом Юрик нарисовал птичку. А я ещё зайца, Юрик – таракана. Я – зайца, очередного в ряд поверху печки. Юрик – кошку. Я – зайца. Юрик – жирафа. Я – зайца.
Я уже начала жалеть, что умею рисовать только зайцев, когда пришла Сашка.
– Гении! – сказала она. – Как я раньше не догадалась… – И предложила идти на кухню и разрисовать печку там.
– Начать надо сверху. – Она забралась на табурет и начала, а я только подавала ей краски снизу. Рисовала она очень странно: ей ничего не стоило пририсовать таракану хвост, а рыбе ноги, а лягушке крылья. Потом она нарисовала Юрика с лыжами на ногах, как смешной шарж. Потом нарисовала меня в виде горохового стручка. Мы так и покатывались со смеху.
И тут приехала Мама, совсем не вовремя. Юрик стоял на печной плите, и рисовал на трубе кита, снова в красных яблоках, а мы с Сашкой рисовали друг другу на своих лицах усы. Мама ни капли не удивилась.
