11 июня. Снова с утра идет мелкий, нудный, липнущий к лицу дождь. Так в августе липнет к лицу летающая в воздухе паутина. Но то будет в августе. А сейчас в лесу сыро, хвоя серебрится водой, с листьев капает непрерывно, но деревья еще хранят тепло жарких дней. Земляники я уже набралась: сварила и закатала шесть банок. А черники в этом году совершенный неурожай, ходишь от ягодки к ягодке, еле добрала бельевую корзину до верха. Все равно в бору было хорошо, надышалась воздухом так, что теперь аж тошнит…
Ржи лежит на диване и не говорит. Ну и хорошо. А вот не ест – это плохо. Как биолог я хорошо знаю, что Ржи – гетеротроф и не умеет синтезировать необходимые ему вещества из воздуха и воды. Пищу обязан он получать извне, в этом и заключается все его женатое существо. Правда, иногда я уверена, что Ржи вообще никакое не существо, а одна сплошная идея. Идея того, как нельзя, невозможно и вообще катастрофа. Однажды папа сказал: «Существование твоего мужа, хоть я его люблю, есть для нас вопрос выживания».
Уж скорее бы Ржи снова садился писать!
13 июня. Утром прошла большая гроза. Картошку побило градом, огород залило водой. Ветер достигал 13—15 м/сек, выпало приблизительно 8—9 мм осадков.
Ржи пришел с озера, на котором испытывал свою новую надувную подводную лодку. К счастью, все обошлось. Молния ударила в перископ, но, поскольку лодка резиновая, Ржи оказался жив и на девяносто процентов здоров. Остальные десять процентов унесло нервное потрясение.
5 августа. Кажется, нервное потрясение начинается у меня. Роман «Уезд» он сократил до повести и уже отдал в журнал. Еле дождалась, когда он уйдет, перерыла весь его кабинет, но нашла лишь вариант предисловия к роману. Но для меня это большая удача. Все свои предисловия он обычно уничтожает перед тем, как относить рукопись. И теперь понимаю почему. Неужели я у него не первая женщина?
6 августа. Все тихо.
11 августа. Все хорошо. Все спокойно.
12 августа. Дождь. Ржи начинает о чем-то думать и косится на меня взглядом.
13 августа. С утра было солнце. Ржи рассматривает меня внимательно. По спине моей бегают лесные рыжие муравьи.
14 августа. В обед было солнечное затмение. Вечером Ржи заявил, что он думает обо мне. На это я дико вздрогнула, выпрямилась и мгновенно отвела плечи назад.
Это нервное, условный рефлекс. Когда Ржи обо мне думал в последний раз, он думал, что я совершенно излишне сутулюсь, таская тяжелые сумки из магазина. Неделю он ходил и переживал, а потом как всегда гениально решил проблему. Он даже не поленился пойти получить патент, но в патентном бюро потребовали клинических испытаний. Я долго сопротивлялась, хотя и сказала, что его идея меня восхищает. Его гениальный способ избавления от сутулости заключался в приклеивании к внутренней стороне замочка бюстгальтера простой канцелярской кнопки.
Я продержалась два с половиной дня. Коэффициент моей стройности в эти дни доходил до 140 процентов. Пообещав, что такой и останусь, я умолила его прекратить испытания, а про себя поклялась, что больше никогда в жизни не брошу в лицо Ушану эту обидную для него фразу: «Ты никогда обо мне не думаешь!»
15 августа. Снова солнце. Все только и говорят, что о вчерашнем солнечном затмении. Ржи продолжает смотреть на меня внимательно, я вижу: ходит – переживает. Сердце мое бьется с перерывами, в теле – слабость. Да, я знаю, что живот уже округляется, и мне страшно, что Ржи озаботился этим фактом. Но я знаю, что скажу судьям. Граждане судьи! Посмотрите на меня сами. Вы же видите, в каком я нахожусь положении. Разведите нас хотя бы на эти пять месяцев.
