– Во-о-от, – поддержала Наташка, – правильный вопрос. Уровень увеличили до 110-го, но рейды тухлые.
– Как можно ещё играть в это многопользовательское дрочево?
– Как можно всё ещё дрочить на однопользовательский эндгейм? Что у тебя сейчас, опять «Mass Effect», поди?
– «Fallout».
– В который раз это самое мамонта.
Серёгин рассмеялся.
Они сидели с Эн на летней веранде кафе на Крылова. Неожиданный проблеск лета убедил хозяев вытащить наружу столы и ловить на эту снасть проплывающих мимо: скорее, скорее, давайте, пока не началось!
Эн была совершенно не похожа на себя: вместо джинсов и какой-нибудь безразмерной дырявой хламиды, дурацкой кепки, разноцветных чулков – «костюм женщины». Платье в узор, цепочка, кольца и браслеты нормальных размеров. И тени под цвет платья. И маникюр. Не сказать, что Серёгину больше понравилось, но интересно. Волосы вот только она зря отпустила, с короткими ей было лучше. Ему-то точно было лучше.
– Ок, игры и оскорбления – done, – кивнул Серёгин. – Что теперь, книжки?
– Я мало читаю, – созналась Эн, – некогда, а одна-две в течение не пойми какого срока не считаются. А у тебя?
– Мемуары Фрая – смешные, «Марсианин», «Немцы» Терехова, «Обитель» прилепинскую советуют, хотя…
– Я первую часть смотрела. Так-то фигня фигнёй, хотя Йовович и красоточка.
Серёгин долго смеялся.
– А в группе своей ещё поёшь?
– Не, – Наташка наморщила нос, посидела так несколько секунд, вздохнула, – разбежались. Уже не помню, когда.
– Жаль, – честно сказал Серёгин; он любил, как Эн пела. В плейлисте ноутбука до сих пор торчат два её трека. Серёгин даже лелеял надежду, что как минимум один адресован именно ему.
Эн не оценила. Она помрачнела, сплела на груди руки и стала смотреть тем взглядом, какой Серёгин видел у своего кота, когда нёс его прививаться.
– Лёша, не надо вот этого, – предупредила она.
– А что такое? Правда, жаль: ты клёво пела.
Эн смерила его не неприязненным даже – а каким-то окончательным взглядом. В этом взгляде враз кончились «Варкрафт», Фрай и любые остальные темы.
– Клеиться этими приёмчиками не надо, – отчеканила Эн.
– Кто клеится?! – возмутился Серёгин, который ещё не определился, нужно ли в этот раз клеиться к Наташке или ну его к собакам. – Я уже не имею права тебе просто сказать, что ты такая же охуенная? У нас с тобой теперь подцензурно?
– У нас с тобой, – она сделала здесь ударение, – Лёша, ничего. И про группу-песни-пляски мы не разговариваем.
– Да мы с тобой вообще не разговариваем, – сказал Серёгин, тоже стерев с лица стародружеское выражение и сразу став значительно старше своей ровесницы. – Это так, Наташа, флуктуация. Кофе взыграло.
– Ну-ну, – сказала Эн, – ну-ну. В мире, в котором ты живёшь, Лёша, всё флуктуация. Всё вспышка. Слева, справа, побежали, нет, стой, побежали опять. Не просто же так ты косплеишь одинокого рейнджера.
– У меня есть сын.
– Которого ты видел раз пять за десять лет.
Серёгин хотел возразить, что ездит к Арсюхе два раз в год, но вовремя сообразил, что аргумент так себе и едва ли сыграет. Промолчал. Эн кивнула – не без торжества.
– То есть у тебя с дочерью – не в пример слаще? – уточнил он.
– У меня их две.
– Серьёзно?
– Ха, – сказала Эн, – и вот, Лёша, всё у тебя так.
Помолчали.
– Слушай, – примирительно сказал Серёгин, – мы десять лет не виделись, может, ещё на столько же разбежимся. Давай не будем хоть один день друг друга жрать. Давай я просто скажу, что рад тебя видеть. Без всяких.
