– И что, предлагаешь к Будённому под Ростов записаться?
– А почему бы и нет? Там ты быстро освоишься.
– Как минимум потому, что ты тут без меня сломаешься и пойдёшь вразнос. Не хочу видеть этот город в огне.
– Ну, один раз Москва уже горела.
– Как бы не накаркать теперь.
На Пречистенке было необычно оживлённо. Коммуна ловко петляла между зевак и праздных прохожих. И чего их всех притащило в этот рассадник буржуазной нелепости?
– Сегодня Сретение Господне. Помнится, мы с семьёй когда-то праздновали.
– Значит, они все направляются к храму на Преображенке?
– Скорее всего. Думаю, там сегодня будет толпа.
– Уж явно не больше, чем на Сухаревской в выходной день.
– Ну, потребительство – это тоже своего рода религия.
Мы остановились перед доходным домом Рекка. Именно здесь мы должны были найти ассистента Шарикова. Спрыгнув с лошади, я подошёл к сидевшей у парадного входа старой овечке:
– Бабуль, скажи, ты же в этом доме живёшь?
– Да, сынок. С самой его постройки.
– Значит, наверное всех здесь знаешь. Скажи, гражданин Павел Заречный в какой квартире обитает?
– Заречный… Заречный… – Бабушка почесала затылок, а затем вдруг просияла: – А! Химик наш! Косматенький такой… Он в третьей квартире живёт, в одной из комнат. Не помню точно, в какой. У него там лаборатория. Какие он в ней расчудесные свечи варит! К слову, о свечах… Он, кажется, хотел сегодня выйти к храму, поторговать, но что-то я его так и не видела на улице… Вы уж скажите ему, что я бы купила у него сегодня свечей.
– Хорошо, я передам, как только мы с ним побеседуем.
– А вы к обедне разве не пойдёте?
– Рано нам ещё на встречу с боженькой, бабусь, – сказал я и похлопал старушку по плечу.
Убранство в доме там, конечно, было шикарным. Мраморные лестницы, стойка для галош, помпезный декор. Моя рука гневно сжалась на цевье винчестера при мысли о том, сколько людей ютилось в душных и крошечных «коечных» при заводах, пока владельцы этих заводов бродили по таким вот просторным залам с высокими потолками.
Я и сам когда-то жил в царских бараках. Спал на кишащей клопами койке в тёмной и прокуренной комнате на двадцать человек. Мало того, что я работал большую часть суток на прилегавшем заводе, так мне ещё и приходилось приплачивать хозяину за тот рассадник тараканов и мокриц!
Нет, пожалуй, сейчас жизнь даже очень хороша. Да, трудно бытовать в условиях постоянной войны, но хотя бы не живу в бараке и не кормлю икрой толстопузого фабриканта. А все его хоромы и хоромы ему подобных теперь служат жильём для тех, кто ранее был лишён всего. Это единственная возможная судьба всех этих излишеств с лифтами, водопроводами и мрамором.
Мой товарищ с аристократическим прошлым, кажется, не разделял моего презрения к обстановке. Однако всё же был не менее напряжён и мял в руках кобуру.
– Что-то мне здесь совсем не нравится, – произнёс Феликс. – Глаз болит. Да и в целом этот дом какой-то нехороший. Прислушайся-ка…
Я навострил уши, но ничего не услышал. Абсолютно ничего.
– Тихо. Мертвенно тихо.
– Именно… Очень тревожно.
Мы стали медленно подниматься по лестнице. Доставать оружие, приходя в жилой дом, было не слишком профессионально, но и у меня теперь было ощущение, что скоро оно может нам понадобиться. Этакая чуйка сработала.
Вот мы на втором этаже. Третья квартира прямо перед нами. Дверь распахнута. Внутри тихо. Мы осторожно зашли внутрь, взведя курки. Прижавшись спиной к спине, мы медленно изучали одну комнату за другой. Ствол винчестера медленно обшаривал внутреннее убранство: я всё ждал засады за каким-нибудь сервантом.
