Девушка высунула кончик языка и пытается не промазать.
Эм… Я только что дважды назвал ее девушкой?
Чувствуя себя очень странно, продолжаю наблюдать за ее живой мимикой. Что же до тела… Теперь, пока у меня есть возможность ее рассмотреть вблизи, могу сказать, что она адски сексуальна. И сто пудово даже об этом не догадывается.
— Эх, — проиграв, Марина возвращает мне телефон.
— Шарики закончились, — замечаю я.
— Ты не сказал, что они не бесконечны.
— Видишь? — указываю мизинцем на верхнюю часть интерфейса, — вот тут показывает, сколько шариков осталось.
— Понятно, — Марина все равно не выглядит расстроенной — Здорово! Отличная игра!
— Ну это ты из вежливости говоришь, — я блокирую мобильник и кладу на стол.
— Нет! Ничего подобного! — протестует Марина. — Здорово, когда у человека есть мечта, и он ее воплощает.
— Еще бы за это платили, — я поджимаю губы.
— На этом можно заработать? — она стучит пальцем по моему телефону.
— На этом – нет. Но на том, над чем я сейчас работаю – хочется надеяться.
— И что за игра? — с интересом спрашивает Марина.
— Хоррор от первого лица.
— Что-то жуткое?
— Ну так… — веду плечом. — На самом деле, чтобы сделать игру страшной, надо очень постараться. В моей игре надо спасаться от невидимого монстра. Сложность в том, что его можно увидеть только в отражении зеркала. Все происходит ночью в заброшенном парке аттракционов. Главная задача – найти выход оттуда, собрать предметы и не попасться монстру.
— И как ты ее назвал?
— “Insanity”. Значит – безумие. Так называется один из самых страшных аттракционов мире. Карусель находится в Лас-Вегасе. Она крутится на высоте трехсот метров над пропастью – и это реально страшно.
— Интересно, — Марина мне улыбается. — Никогда не общалась с разработчиком игр.
— А ты чем занимаешься? — перевожу тему.
— Я учитель.
Я издаю смешок и киваю.
— Да.
— Что “да”? — ощетинивается девушка.
— Взгляд у тебя “тот самый”, — объясняю ей. — Учительский. Такой серьезный, предупреждающий. Вроде – “я вижу, я все про тебя знаю, не надо так делать, мальчик”, — я жестикулирую, направлял два пальца себе на глаза, а затем один – на Марину.
Я знаю, о чем говорю. У меня мать – учитель. Тридцать лет стажа. Историю, общагу преподает. Я на этом ее взгляде собаку съел. Могу диссертацию написать по невербальному взаимодействию между участниками образовательного процесса.
— Ничего подобного! — возражает Марина. — Я его только в школе использую. А сейчас у меня нормальный взгляд.
Я подаюсь вперед и глубже заглядываю в ее глаза. Все-таки, они офигеть какие красивые.
— Сейчас – да. А вчера…
— А что вчера? — подхватывает Марина.
— Да я чуть не описался, если честно.
— Вадик! — девушка смеется – открыто и заразительно. А я залипаю на ее потрясающий розовый рот. Ну, блин, не могу я теперь смотреть на нее, как на взрослую женщину. Она играла в “Деструкцию”. А еще она открытая и очень искренняя. И очень-очень женственная. — Что? — Марина тут же отстраняется. — Чего ты так смотришь? — слегка нахмурившись, надувает свои офигенные губы.
Я не могу перестать на них смотреть.
— Мне кажется, я хочу тебя поцеловать, — выдаю то, что само слетает с языка.
Естественно, этим я все порчу. Марина хмурится и строго произносит:
— Не надо.
— Я знаю, — киваю, сдерживая досадный вздох.
Обхватив себя руками, она закидывает ногу на ногу и трясет головой.
— Что… Что ты делаешь?! — сердито спрашивает.
