Кондитерша с морковкиных выселок - страница 2
«Потому что он – не папа», - подумала я, но вслух ничего не сказала и снова отвернулась к окошку, глядя на дорогу.
Да, возможно, Масик был очень даже неплохим. Возможно, понимал маму лучше, чем папа. А уж деньгами точно баловал. Может и любил. Но мне всё равно второй брак матери казался предательством. Тем более, с этим Масиком! Вот уж никогда не думала, что толстый, даже жирный, лысый мужик с передним золотым зубом может быть идеалом. Особенно когда единственное, что он может сказать, это – «да, детка», «ты как всегда прелестна, рыбка» и не стесняясь никого пошлёпать мамочку пониже спины хозяйским жестом.
Всё во мне переворачивалось от такого обращения с женщиной, во-первых, а во-вторых – с моей собственной матерью. Каким контрастом с этим человеком казался мой отец – всегда сдержанный, всегда молчаливый, худощавый, с шапкой непокорных каштановых волос. Да, в жизни он производил не самое яркое впечатление. Но как папа преображался, стоило ему заговорить о стихах, о прозе Пушкина, о пьесах Шекспира или Максима Горького. Это был другой мир – красивый, яркий, совсем не похожий на мир Масика и его друзей. Да и были ли у Масика друзья? Что-то я очень сомневалась. В его присутствии мне всегда хотелось с выражением прочитать заключительную строчку из «Легенды о Марко»: «А вы на земле проживёте, как черви слепые живут. Ни сказок про вас не расскажут, ни песен про вас не споют».
- Масика обижать не смей, - сказала мама ровно и без выражения. – Он меня на руках носит. Он меня к морю три раза в год катает. С твоим отцом я к морю ездила только один раз. И жила там в развалюхе размером с курятник, с удобствами во дворе.
На это мне возразить было нечего. Таких денег, как у Масика, у папы никогда не было и быть никогда не могло. Ну не платят учителям столько, чтобы можно было ездить к морю хотя бы раз в год. Но не папа же виноват в этом?
До аэропорта мы добрались в дружном молчании, прошли досмотр, поднялись в самолёт и заняли свои места.
Папа не виноват. Да и жизнь тогда была другая. Сейчас можно на выходные в другую страну слетать. Как на автобусе в другой город съездить.
Летать я всегда не любила, и как только самолёт начал разбегаться по взлётной полосе, сразу закрыла глаза и постаралась уснуть. Мама мне не мешала, демонстративно углубившись в чтение какого-то модного журнала, на обложке которого красовалась девица с надутыми, как автомобильные шины, губами. Я и правда задремала, и во сне видела бабушку - как она стоит у плиты, методично помешивая варенье длинной ложкой, и приговаривает: «Что делать? Варенье варить».
- Полинка, просыпайся!
Сон рассыпался, когда мама двинула мне локтем под рёбра.
Я встрепенулась, зевая и потягиваясь. За стеклом иллюминатора был чужой аэропорт и чужие флаги чужой страны. Долетели без происшествий – и то замечательно. В конце концов, Масик – не вселенское зло. И не самое страшное, что случается в жизни.
И всё-таки, мне очень хотелось, чтобы мамин муж опоздал. Или совсем забыл нас встретить. И тогда я могла бы презирать его с особым удовольствием.
Но Масик не опоздал, не забыл, и уже ждал нас, чуть не подпрыгивая от нетерпения.
- Привет, рыбка! – он схватил маму за талию и притиснул к себе. – А я соскучился, между прочим.
Мама хихикнула и что-то зашептала ему на ухо. Масик заржал, как жеребец, и повёл нас забирать багаж.
Я уныло смотрела им в спины. Они так и шли – в обнимку, никого не замечая вокруг. Правда, забирая наши сумки, Масик соизволил меня заметить.