Кондратьев и Лёля - страница 14



Вот если задуматься – что она из себя представляет? В прошлом месяце исполнилось тридцать три. Возраст Христа. Интересно, а сколько Марии было в это время? Надо бы почитать… Что за спиной? Невнятная работа, неудачное замужество, беспорядочные влюбленности. Детей нет. Есть неудачный аборт и невозможность родить. Пустота.

Гнать эти мысли. Не раскисать – это потом, вечером, когда он уйдёт. Сейчас – не думать ни о чём, сейчас – праздник!


Муж

Смешное слово. Но к нему подходит. Сокращённое мужчина. Пятый курс, институт ещё не окончили. Семья! Не знали ничего толком. Он у меня первый, и я первая у него. Время такое было… Время долгих ухаживаний, жеманства, неуверенности. А главное, негде встречаться. Ни к нему – нельзя, ни ко мне. Родители. Разве что когда они на дачу уезжали. Три года в таком режиме. Свадьба. Всё как положено. Предки довольны. Мы тоже. Вот только до сих пор вопрос меня мучает: любовь юношеская привела к свадьбе или бытовые обстоятельства? Живи мы отдельно от родителей, думаю, до свадьбы дело бы не дошло.

С другой стороны – грех жаловаться. Москвичи. Как раньше было принято говорить – из приличных семей. Через год после свадьбы его родители отдельную квартиру нам построили – кооператив. Живи и радуйся, размножайся. Ага, как же…

Дальше – всё как в книжках по психологии. Со свекровью сначала душа в душу. А через полгода – достала своими поучениями. И вроде сюсюкает со мной, поддакивает, а её мальчик всё равно всегда прав. Если вдруг и случилось, что он виноват, все равно я – плохая. Тоньше надо быть, прощать, понимать и жалеть. Домашнее насилие в скрытой форме. Сама так привыкла жить и меня – под ноготь.

Ладно… все-таки скоро своя квартира появилась. И что? Я по наивности думала, сейчас заживём по своим правилам. Нет. Сломалось что-то. Как будто вместе с мебелью воздух из родительской квартиры привезли – душно. У него своя жизнь, у меня своя. Я сижу дома, как дура, так положено, родителями в голову вбито, а он гуляет – друзья, попойки. Может, и бабы какие были, но случайные – я бы заметила, если б влюбился. Просто неинтересны мы друг другу стали – чужие. И, как назло, беременность. Я уже видела, что дело к разводу идёт, не поправить ничего. Это сейчас понимаю: юношеский максимализм. Перетерпеть надо было года два, может, всё и сложилось бы, стало бы, как у всех. А тогда не захотела.

Аборт встряхнул, исчезли розовые очки. Не стало больше девочки, которую все любят, за которой ухаживают и присматривают. Окунули в ушат унижения и боли. Вышла, огляделась по сторонам – одна под серым хмурым небом.

Да что вспоминать…


– Хватит валяться! Я кофе в «каминной» подала. Пойдём!

– А я в постель хотел. Думал, буду лежать, кофе пить, смотреть… а ты мной займёшься. Ох, как хорошо мне будет.

Не хочу сейчас его слушать.

Изогнулась. Майку, белую, длинную, через голову натянула.

– Не капризничай, вставай. Поговорить о делах надо. Перерыв у нас в половецких плясках.

– Тогда я под душ сначала.

– Кофе остынет.

– А, чёрт! – рывком вымахнул поджарое тело с кровати. Потянулся, поиграл плечами: – Вот раскомандовалась!

Уселись в креслах друг против друга. Отстранились. Перешли из белого и светлого мира в темный, зашторенный и тревожный. Молчали, приспосабливаясь.

Первым заговорил Стас.

– Ну, что там делается в нашем инкубаторе?

– В инкубаторе всё в порядке. Я не об этом хочу поговорить. Ты не чувствуешь – что-то витает в воздухе?