Ну конечно! Вот и Лидуся с чашечкой кофе спешит. Как же… Утренний ритуал Виктора Виленовича. Сначала кофе, все дела потом.
Мы не друзья и никогда ими не станем. Скорее соперники. Внешне это никак не проявляется, и понять, кто на шаг впереди, невозможно. Он работает по своим банкам, я по своим. Кто сколько получает от сделки – не знает никто. Этим не хвастают. Можно только догадываться. Вот поэтому мы все время приглядываемся друг к другу, стараясь уловить малейшие нюансы настроения. Только так можно угадать, насколько успешно идут дела. И мы оба зависим от генерального и учредителей: если зарвёшься и доходы фирмы поползут вниз – вылетим со свистом. Незаменимых нет. Поэтому каждое действие, каждое слово – просчитаны и продуманы. Постоянное напряжение. Лёля говорит, не расслабляйся, не верь никому и главное – никаких дружеских отношений. Заработаешь свой первый лимон – тогда можно думать, что делать дальше.
Лёля
Лёля – психолог. Пытался расспросить, где работает, – темнит. Сказала, что время от времени консультирует несколько фирм по разным вопросам. Туманное объяснение. В общем-то, мне всё равно, чем она занимается.
Когда мы с ней встречаться стали, со мной что-то странное приключилось: я ей поверил. Я, который никогда и никому не верил! Почему так? Часто задумываюсь… не могу понять. Как нарыв гнойный прорвался. Нельзя ведь совсем одному? Эх, надо было собаку завести.
Какое-то странное ощущение: она мне родная. Всю жизнь чурался этого слова. Глупое. Чтобы я когда-нибудь с матерью, не говоря уж об отце, откровенно поговорил? Да и о чём с ними разговаривать? Как денег достать и где винище подешевле купить? Или с Мариной? О том, что я всё время на работе, семья заброшена? А с Лёлей можно обо всём – она слушает. Я, бывает, целые монологи закатываю, слюной брызжу, возмущаюсь, а она сидит и спокойно ждёт. Потом выдаст пару фраз, и всё мне ясно становится, успокаиваюсь.
Когда в первый раз к себе пригласила…
Квартира у неё странная, как и она сама.
Последний этаж старого обшарпанного дома, но подъезд вылизан до блеска.
Разделись в прихожей, в комнату зашли – берлога! Тёмная, все стены в книгах – пустого места не найти. Письменный стол с компьютером у окна, ещё один – низкий старинный на гнутых ножках, возле два огромных кресла в тёмно-коричневой коже и, главное, камин – настоящий, а не подделка электрическая – с дровами, с трубой – через чердак, на крышу. Шторы на окне плотные, тяжелые, свет не пропускающие.
Нагнулась к камину. Юбка черная, короткая колоколом, ноги затянуты во что-то тёмно-малиновое. Всё так необычно… Чувствую – хочу её, как женщину хочу.
Она чем-то на дрова попрыскала, спичку зажгла – полыхнуло. Шторы задернула, свет погасила.
Сели в кресла, друг напротив друга. Отсветы от пламени по корешкам книг гуляют. Лицо у нее при этом освещении чужое, отрешённое, вместо глаз провалы. Молчим.
Не по себе стало… давит. Вдруг печка – та, что дома была – перед глазами замаячила, дверца открытая – пламя гудит, мечется. Дымом, плесенью, тряпьём затхлым запахло. Стараюсь отогнать – не получается.
Почувствовала она, что со мной что-то не так, поднялась.
– Пойдём, – позвала, – квартиру тебе покажу.
Дверь открыла, выключателем щёлкнула – белое! Потолок, стены белые, кровать огромная, белым мохнатым пледом застелена, тюлевые занавески на окне, даже платяной шкаф и тот белый. Люстра на потолке распласталась – света много. В углу – трельяж зеркальный на низком столике.
