Конец эпохи Эдо - страница 36

Я же будто крепко прибитая доска приковал себя к дому Юко. Мало что заставило бы меня выскочить наружу, в объятья этого сырого полумрака. Дня три назад на втором этаже обнаружил библиотеку. Меня привлекла дверь, которую все обходили стороной. Внутри была масса книжных полок, редкие сборники стихов, тут были издания всех «Тридцати шести бессмертных поэтов», даже Ки Томонори, о котором я столько слышал. Вся комната была покрыта толстым слоем пыли, ее совершенно не убирали, в углах пыль сваливалась в весомые кучки напоминавшие золу. В этой пыли, в уединении, хозяйничал только я и орды пауков, рожденных сыростью, облюбовавших этот райский уголок покоя. В глубинах комнаты располагались такие же пыльные сборники моих современников, особенно сильно мое внимание захватила книга неизвестных авторов, в которой я нашел хокку отражающее мое недавнее состояние, оно называлось «Перед казнью».

Я сейчас дослушаю

В мире мертвых до конца

Песню твою, кукушка!

Песни кукушки я конечно не слышал, но в мире мертвых как будто побывал, странное чувство, знать когда ты умрешь, в данном случае именно неведение, незнание времени ухода в иной мир, создает иллюзию бесконечности жизни. До трех лет ребенок и вовсе не понимает, что такое смерть, в юношестве приходит осознание, но остается убежденность, «мол мне еще рано», зрелость обязывает тебя самоотверженно трудиться в поте лица, избавляя от загробных мыслей, только со старостью и немощностью понимание приходит в голову, незримый Энма* по-дружески кладет тебе на плечо свою холодную руку, мурашки бегут по телу, но даже в эту пору никто не в силах узнать, когда рука сожмется мертвой хваткой и утащит, то, что наполняло тело жизнью в далекие неведомые глубины. Я чувствовал прикосновение этой руки, хоть она вцепилась в меня лишь на мгновение.

Как теперь проводить перепись, я тоже не ведаю, ведь оказывается мне выпала честь нарваться на «хозяина» окрестных земель, господина Изао Мицуока. Именно он и должен был дать мне разрешение и поспособствовать в этом деле, однако найти в себе силы снова увидеть это ледяное, скуластое лицо без тени эмоций, я не смогу. Юко, узнав о случившемся со мной инциденте, была шокирована, и удивлена тем фактом, что мы с Таро все-таки остались живы. Она рассказала мне об этом человеке, он не один раз бывал в этом доме, навещая ее отца – господина Тсутому Нодо. Они были знакомы с детства и их связывали крепкие, уважительные отношения. Прошлое господина не было безоблачным. Родители господина Изао, были приговорены к казни, когда ему было одиннадцать, его отец несколько раз отказывался силой подавлять крестьянские восстания, искренне веря, в возможность диалога, многие небезосновательно считали, что сытый не поймет голодного, так как лишен нужды, но он все же пытался. Нередко он снабжал бунтующие деревни едой и довольствием из своего собственного кармана, но всегда это имело лишь временный эффект, недовольство разгоралось вновь и вновь. Когда об этом доложили местному даймё*, он поставил ультиматум: «Позволяя жить, кусающим кормящую руку, нет смысла носить головы, так как в ней пустота и слабость, такое правление лишено гордости, оно порочит значимость моей власти и воли сегуна.» Отец Изао очень любил людей, и не мог видеть их страданий, не хотел плодить озлобленных, яростных сирот, сбившихся в рычащие лающие стаи, после создававшие множество проблем, нет ничего более страшного, чем неограненная детская жестокость. Он отказался вешать крестьян. Через пару недель его и его жену, приговорили к смерти, им все же позволили умереть достойно, совершив сэппуку. Их род имел долгую историю, и многие из его представителей показывали себя с самой достойной стороны. Рано утром отца и мать Изао, нарядных, как на парад, облаченных в дорогие одежды с символами рода розовой космеей на посреди желтого круга, вели на эшафот, еще раньше туда привели его самого. Он наблюдал всю картину целиком, видел, как зачитывают приговор, наблюдал, как родители становятся на колени, и медленно, но гордо держат в руках короткий, идеально заточенный кусунгобу, делают два последних в своей жизни осознанных движения, отец с тяжестью проводил лезвием поперёк живота, а мать по горлу. Их головы опускаются, оголяя тонкие полосы шей, тут кайсяку*(помошник при самоубийстве, отрубающий голову) уже удручённо заносит свой меч, и рубит быстро и точно, заставяя голову висеть на мышечном или кожном лоскуте, так как её падение назмлю считалось бесчестным. Говорят Изао слышал последние слова отца «Будь верен богам, небесным – они вечны, опасайся людей в обличье богов, их век короток». Также слышал от Юуо, что после того как голова его отца повисла на уровне груди а материнская с грохотом рухнула на деревянные подмостки Изао больше не улыбался. А первым человеком, которого он казнил, был тот самый кайсяку, опорочивший смерть его мамы.