Туман, почему кругом туман, я вообще где, а кто я? Что это, горы?
– Эййй, эээйй, тут есть кто-нибудь?
–Эээййй – … Этот голос, это мужской голос? Мой голос? Я мужчина?
Где я? Я всегда был здесь, а я кто, и где здесь? Под ногами туман, мягкий туман, клубится и щекочет мои ноги. Ноги, мужские ноги, я могу ими двигать, мои ноги. Справа скалы, слева скалы, наверху нет неба, куда ушло небо, а должно ли наверху быть небо, что мне делать? Я слышу, слышу, это река, где она течет, не стоит стоять нужно идти. Только вперед, позади ничего, да твердое холодное ничего, это камень, я не вижу, это стена, брести вперед. Звук бурлящей воды все громче, слышу как вода стучит, она бьется обо что то. Что мешает ей течь, куда и как она хочет? Ущелье заканчивается, но тумана все больше, все в дыму, я хоть двигаюсь, ноги шевелятся, но это ли движение. Мне страшно идти дальше, если мне страшно, я живой? Не вижу, слышу, туман лезет в глаза, слышу реку, она уже где-то рядом, посреди тумана спряталась, нужно идти осторожно, я не хочу утонуть. А я могу утонуть? Вот она, над ней нет тумана, какая широкая река. Кто это там? Возле бурной реки стоят две фигуры, лысый старец и молодая девушка. Они знают что-то? Нужно спросить. Что спросить? Как же до них дойти, они далеко или близко, раньше я двигался, сейчас так медленно, медленно, вот что такое медленно! А мне нужно быстро? Я тороплюсь? Они приближаются, я приближаюсь, пусть будет и медленно. Вода злая, она грохочет, как море во время шторма, я знаю море, море больше. Эту парочку не волнует зловещий поток, стоят у самого края, их осыпает серебряная пена вод, их одежды не мокнут. Они настоящие? Услышат меня, если я закричу? У меня есть голос!
– Эээээй …– они не слышат. Только я их вижу? Тут вокруг, только я?
Они близко, я почти подошел, могу ли к ним прикоснуться, у меня есть руки, какие тонкие руки, но мои.
Медленно положу руку старцу на плечо.
– Вы есть? Cкажите хоть слово, я кажется потерялся, правда не уверен, а я вообще находился.
Старец с блестящей лысой головой, с небрежно рассеянными по вискам серыми седыми волосками, повернул голову, медленно приоткрыл рот и сказал.
– Это ты кричал? Эх, как невежливо, времена идут, а люди ничему не учатся, сто лет прошло. Вот на какую реакцию рассчитывал этот мальчишка, вопит «ээээээй» и как с этим поступать, я должен стремглав ринуться к тебе, в мои то годы, на любой твой вопль бежать как хозяйский пес. Нет, люди никогда не изменяться, все одно.
После его слов высокая женщина повернулась, осторожно поправив свое шелковое кимоно, с мерцающими розовыми узорами, нахмурила брови и дала ответ.
– Это правда, по большей части они не меняются, по крайней мере тысячу лет назад я помнила их точно такими же. Однако же Ёса*, неужели ты не замечал красоту в этом постоянстве, ты же не ругаешь цветы сакуры за то, что они распускаются каждый год, а потом за то что они увядают.
О чем они вообще? Люди? Стало быть я человек! Это же хорошо? Почему я так мало знаю, почему я так мало помню, или это вообще все что я помню.
Миниатюрный старик сделал еще пару шагов в сторону обрыва, наклонился над рекой и крепко вдохнув улыбнулся и ответил.
– Я неверно высказался, если бы они не менялись как «Сандзу»*, сохраняя только некоторые свойства, не больше чем смогут унести за раз, она течет, и единственная ее задача быстро течь, от истока, до своего конца, которых впрочем никто никогда не видел. А люди, они неизменны в своей глупости и злобе, беспощадном желании подтоптать этот мир под себя, не жить с ним, а опустошить, для себя, забрать у земли последнее, вот в этом они неизменны.
