Конец света, 13 - страница 10

– Что ещё за КАНИКУЛЯРНЫЕ ПОТРЕБНОСТИ? – спросила Сабина у родителей, убедившись, что Баба Мина ушла наверх к Тёте Моте, а Баба Грошенька отправилась проверить, не ограблена ли за это время квартира Ксаверия.

Пётр и Павлина Трубач обменялись взглядами.

– Ты помнишь, что мы получили приглашение на пленэр? – осторожно начал папа. – Во Францию. А конкретнее, в Прованс.

– Это всего один месяц, – добавила мама, – но вам придётся справляться самим.

– То есть… кому это ВАМ? – спросила Сабина и почувствовала, как внутри у неё всё похолодело.

Нос папы вытянулся, точно у Буратино.

– Баба Грошенька обещала присмотреть за тобой.

– Баба Грошенька? – закричала Сабина и почувствовала, как у неё темнеет в глазах. – Уж если вы собрались бросить меня во время каникул и уехать, то пусть уж тогда за мной присматривает Тё…

– Нет! – хором воскликнули Павлина и Пётр Трубач, не дав своей дочери договорить.

– Моя сестра – особа крайне легкомысленная, – добавил Пётр (уже сольно).

Сабина вздохнула. Что ни говори, Тёте Моте пятьдесят лет было только в паспорте, а в реальной жизни она вела себя как подросток. Влюблялась примерно раз в месяц и раз в неделю ходила на второй этаж к Ведьмалиновской, которая в порядке исключения бесплатно гадала ей на картах.

– У шатена проблемы с казённым домом, – доносилось тогда с балкона, и у Сабины по коже пробегали мурашки.

«Казённый дом» ассоциировался у неё с тюрьмой. Поэтому перед глазами появлялись массивные железные ворота и грустная Тётя Мотя, которая стоит у этих ворот с авоськой, а в авоське лук и сигареты. Про лук и сигареты Сабина услышала от Мастера-Ломастера, довольно эмоционально высказавшегося по поводу очередного сердечного увлечения Тёти Моти.

– Вот увидишь, – сказал он, – будешь носить в тюрьму лук и сигареты, вот чем всё закончится!

По правде говоря, последняя Большая Любовь Тёти Моти оказалась вовсе не арт-дилером, а самым обыкновенным прохвостом. Под предлогом поездки на ярмарку в Гданьск он забрал у неё целую коробку грустных Пьеро и скрылся в неизвестном направлении. Тётя Мотя от переживаний набрала целых пять кило и потом пыталась избавиться от них весь следующий месяц. Когда ей это удалось, то с сердца свалилась тяжесть и она вернулась к работе, громогласно объявив, что никогда в жизни ни в кого больше не влюбится.

Вот почему над Сабиной Трубач нависла угроза провести месяц каникул под надзором Бабы Грошеньки.

– А почему я не могу поехать с вами? – спросила она.

Павлина и Пётр растерянно переглянулись.

– Там будет… – осторожно начала Павлина, – то есть там не будет… детей, и ты заскучаешь.

«Можно подумать, тут дети есть», – с горечью подумала Сабина.

– Кроме того, там… – Пётр на секунду заколебался, – будет богемная жизнь.

«Можно подумать, тут она другая», – мысленно прокомментировала Сабина, представляя сцены бурной жизни на Конце Света, Мастера-Ломастера, вечно храпящего на своей плетёной козетке, совершенно незнакомых типов, периодически спящих в мастерской между мешками гипса, и убийственные взгляды Бабы Грошеньки.

– Ну и… – добавила Павлина слегка извиняющимся тоном, – после твоего рождения мы с папой ещё никуда не ездили вдвоём.

Врождённый рационализм и трезвость рассудка Сабины подсказали ей, что сопротивление бесполезно.

– Надеюсь, я переживу этот месяц, – буркнула она, сделав акцент на слове «переживу».

Пётр бросил на неё взгляд грустного спаниеля, но сердце Сабины окаменело.